Ирина Серебренникова: И снова о классике. Эссе

Быть может, себя самого

Я встретил на глади зеркальной?

Какой безысходностью, предчувствием беды веет от этой встречи! От блоковского «Двойника» короткая нить к «Черному человеку» С. А. Есенина.

Друг мой, друг мой,

Я очень и очень болен.

Сам не знаю, откуда взялась эта боль.

Сентябрь, осыпающиеся листья, свист ветра над пустым полем и черный человек, являющийся поэту ночной порой. Непрошеный гость читает скандальную книгу жизни поэта. Мальчик из крестьянской семьи, «желтоволосый с голубыми глазами», превратился в прохвоста и забулдыгу. Изящный юноша, поэт, у которого было много прекраснейших мыслей и планов, теперь всего лишь

…жулик и вор,

Так бесстыдно и нагло

Обокравший кого-то.

Вся окружающая обстановка полна внутреннего драматизма: где-то плачет зловещая ночная птица, слышен деревянный стук копыт невидимых всадников, а рядом опять черный человек. Он нагоняет страх, он судит, он обличает. Судит тех, кто считает счастьем «ловкость ума и рук», обличает фальшь и лживость «изломанный жестов».

В стране «отвратительных громил и шарлатанов» высшее искусство – казаться простым и улыбчивым даже при самых тяжелых утратах. Черный человек старается быть объективным:

Я не видел, чтоб кто-нибудь

Из подлецов

Так ненужно и глупо

Страдал бессонницей.

Да, подлец не мог бы так безжалостно обнажить темные стороны своей жизни, стать для самого себя «черным человеком» и в ярости разбить зеркало, в котором отразился он сам.

«Черный человек» – трагическая исповедь С. А. Есенина незадолго до его гибели.

Герой стихотворения В. С. Высоцкого, не прибегая ни к каким иносказаниям, открыто заявляет о своих странных вкусах и запросах, о своем втором «я».

Во мне два «я» – два полюса планеты,

Два разных человека, два врага.

«Второе «Я»

Тот, кто «живет от первого лица», интеллигентен, мягок, без словаря читает Шиллера, даже в мыслях не позволяет себе лишнего.

Зато второе «я» имеет обличье грубого, злого, нетерпимого мерзавца. Измельчавший «демон» грызет стаканы, бьет витрины и лица прохожих, за что и получает положенный «срок».

Тот, кто «живет от первого лица» возмущенно и страстно отрекается от своего двойника:

Мне чуждо это «ё» моё второе!

Нет, это не моё второе «Я»

Загвоздка в том, что, пытаясь задавить в себе «мерзавца» наш герой не уверен, то ли второе «я» он давит, которое нужно; нет ли здесь ошибки?

В. С. Высоцкий точно рисует реалии нашей действительности, которые и по сей день своей несуразностью вызывают боль и обиду за нас самих.

В шутливом стихотворении О. В. Юркова проблема двойственности получила неожиданное освещение. Автор раздвоился.

В первый раз меня зарисовали…

…………………

Есть бумажный я, и я живой.

Превратился в двойняшку самого себя, нарисованного. Но живого человека отделяет от рисунка целая пропасть. С годами она становится все глубже, в ней исчезают труды, большие и малые дела – все то, что изменило и привнесло время.

Тот, бумажный, остался «тенью птицы». Автор надеется «преодолеть тягостный разрыв», даже изобретает способ, простой и действенный. Его можно найти в сборнике О. Юркова «Яровая борозда».

И последнее. Хватит ли у нас самих смелости заглянуть в собственную душу? Что из прожитого мы примем безоговорочно? От чего отречёмся?

День рождения Михаила Юрьевича Лермонтова (15 октября) для меня такое же значимое событие, как 6 июня.

Поэтому я сразу обратила внимание на статью Дмитрия Шеварова «Осенние паруса», с помещенным в ней автопортретом поэта.

Дмитрий Геннадьевич Шеваров – журналист, публицист и прозаик, автор нескольких книг. В «Российской газете» он ведет рубрику «Календарь поэзии».

Статья, которая привлекла мое внимание, опубликована в номере 191 (неделя с 26 августа по 2 сентября 2010 г.) и открывается такой знакомой строкой «Белеет парус одинокий…».

Немного рановато? Но лермонтовский парус был написан именно 2 сентября 1832 года.

И тот одинокий парус, жестоко преследуемый бурями во мгле на жизненном море, вышел из-под пера Александра Сергеевича Пушкина тоже осенью 17 сентября 1827 года. 1 1 А. С. Пушкин. «Близ мест, где царствует Венеция златая…»

И парус Ивана Алексеевича Бунина «Высокий, белый и тугой» удаляется от берега на закате осеннего дня 14 сентября 1915 года.

Вот уж, поистине, «осенние паруса»!

И никак не лишний и, несомненно осенний парус, безрассудный и трагический, нашего современника Владимира Семеновича Высоцкого: