Игорь Сухих - Структура и смысл - Теория литературы для всех

Судьба этих понятий в русской поэтике неодинакова. Термин сюжет ( фр . sujet – предмет) употребляется практически всеми, без различия эпох и теоретических позиций. Фабула ( лат. fabula – рассказ, повествование, басня) долгое время казалась подозрительным, формалистским понятием, термином-пасынком, изгоняемым из литературы по поэтике (особенно из учебной).

«Понятие фабулы <���…> не помогает нашему анализу, а лишь осложняет его. Поэтому практически в нем, с нашей точки зрения, нет надобности, и мы в дальнейшем его не употребляем» [213] Тимофеев Л. И. Основы теории литературы. С. 167. .

«В смысловом отношении фабула и сюжет по сути дела синонимичны. Для определения событийного аспекта произведения нет необходимости в пользовании двумя терминами. Из них нужно избрать один „сюжет“» [214] Словарь литературоведческих терминов. М., 1974. С. 431 (статья А. И. Ревякина). .

Любопытно, что и ученые, так или иначе продолжавшие традиции формальной школы, внимательные к художественной структуре, не всегда испытывали необходимость в разграничении этих понятий.

В «Структуре художественного текста» Ю. М. Лотмана фабула присутствует лишь в цитате из «Теории литературы» Б. В. Томашевского (см. далее). Лотман оперирует понятием сюжет , мимоходом упоминая и бессюжетные тексты. Не понадобилась эта оппозиция и исследователю исторической поэтики новеллы: Е. М. Мелетинский тоже использует термин сюжет , часто синонимически заменяя его общим понятием действие [215] См. : Мелетинский Е. М. Историческая поэтика новеллы. С. 245, 259. .

Теоретики формальной школы, напротив, настаивали на четком различении сюжета и фабулы. В первом издании «классической по точности формулировок» (Ю. М. Лотман) книги Б. В. Томашевского сказано: «Фабулой называется совокупность событий, связанных между собой, о которых сообщается в произведении. Фабула может быть изложена прагматически, в естественном, хронологическом и причинном порядке событий, независимо от того, в каком порядке и как они введены в произведении. Фабуле противостоит сюжет: те же события, но в их изложении в том порядке, в каком они сообщены в произведении, в той связи, в какой даны в произведении сообщения о них». В примечании к этому месту формулировка сокращается и тем самым уточняется: «Кратко выражаясь, фабула – это то, „что было на самом деле“, сюжет – то, „как узнал об этом читатель“» [216] Томашевский Б. В. Теория литературы. Поэтика. Л., 1925. С. 137. .

Видимо, это двойное определение не удовлетворило автора. В последующих изданиях текст был значительно расширен, но примечание исчезло, а определения стали более ясными и краткими: «Совокупность событий в их взаимной внутренней связи и назовем фабулой . <���…> Художественно построенное распределение событий в произведении именуется сюжетом произведения» [217] Томашевский Б. В. Теория литературы. Поэтика (6-е изд., 1931). М., 1996. С. 180, 181–182. .

В формальной поэтике, таким образом, сюжет и фабула различались то по линии искусство – действительность (фабула – жизненное происшествие, материал; сюжет – художественно построенное распределение событий), то с точки зрения хронологической (фабула – естественная, (хроно)логическая связь, сюжет – «неестественная» художественная конструкция).

При этом, во-первых, понятие сюжета как конструкции оказывалось настолько широким, что почти покрывало и вытесняло категорию композиции (специальная глава о композиции в «Поэтике» Б. В. Томашевского отсутствует); во-вторых, оппозиция «как было на самом деле – как рассказано» провоцировала на вопрос «где было?» (возникало странное для формальной теории представление, что писатель знает некую изначально существующую реальность фабулы, трансформируя ее в сюжет; на самом деле эту «реальность» вычитывали из сюжета, чтобы затем с ним же ее сопоставлять); в-третьих, при отсутствии установки на конструкцию понятия фабулы и сюжета практически совпадали (не случайно В. Б. Шкловский утверждал, что ранний Чехов представляется формально более совершенным, чем Чехов поздний; у Чехонте существовали разнообразные приемы развертывания сюжета, Чехов от них практически отказался, предпочитая «естественную, хронологическую связь» «жизненного происшествия»).

Более продуктивным, причем не отменяющим формалистское понимание фабулы, а практически вбирающим его, оказывается понимание фабулы и сюжета, корни которого уходят в литературную практику ХIХ века и которое позволяет непротиворечиво объяснять разнообразные литературные факты, даже не имеющие прямого отношения к действию.