Кажется, главных, доминантных хронотопов русской литературы насчитывается всего пять: большой город (прежде всего Петербург с его текстом и в меньшей степени Москва, которая весь петербургский период воспринималась как большая деревня) – провинциальный город – дворянская усадьба – деревня – и связывающая четыре образа русского пространства большая дорога .
Эти хронотопы дифференцируются, образуют специальные парадигмы, пространственно-временные партитуры .
Большой город, конечно, – дворянский дом или богатая квартира с гостиной-салоном, департамент, театр, ресторан , в Петербурге – Невский проспект, Медный всадник и, с другой стороны, – петербургские углы, кабак, Коломна и Сенная площадь .
Провинциальный город – снова департамент и театр , но уже с совсем иной атмосферой (сравним в этом смысле присутствие в «Шинели» и «Ревизоре» или «Мертвых душах»; театр в «Евгении Онегине» и «Даме с собачкой»), купеческий дом, бульвар .
Усадьба – та же перенесенная из городского хронотопа гостиная-салон, сад и парк со своей сложной топографией, беседками, темными аллеями .
Деревня – крестьянская изба, церковь, кладбище, кабак , окрестный пейзаж: нива, лес, река .
Большая дорога – тоже бегущий по сторонам пейзаж , мелькание людей и предметов, тройка, постоялый двор .
Каждый доминантный хронотоп имеет несколько, зачастую прямо противоположных контрастных вариантов, атмосфер .
Большой город, как уже говорилось выше, одновременно прекрасен и ужасен, представляется как порождением цивилизации, рукотворной красоты, так и местом гибели, уничтожения природы и человеческого отчуждения [196] Подробнее о хронотопе большого города в нашем понимании см.: Сухих И. Н. К проблеме чеховского хронотопа // Сухих И. Н. Проблемы поэтики А. П. Чехова. 2-е изд., доп. СПб., 2007. С. 284–301.
. Получив классическое выражение в «Медном всаднике», расходясь и сливаясь, эти две эмоциональные доминанты определяют весь «петербургский текст» от В. К. Тредиаковского до И. А. Бродского.
На противоположном от большого города атмосферном полюсе (не северном, а южном!) оказывается усадьба («Дворянское гнездо», «Анна Каренина», «Обломов» – сон героя, лирика Фета, «Чайка» и «Вишневый сад», «Антоновские яблоки», «Жизнь Арсеньева» и многие бунинские рассказы из «Темных аллей», «Дар» Набокова – воспоминания героя).
С одной стороны, усадьба предстает идиллическим местом слияния культуры и природы, дворянского дома с его семейными ценностями и сада. «Эдема сколок сокращенный» [197] Долгоруков И. М. Прогулка в Кусково // Сочинения князя И. М. Долгорукова. Т. 1. СПб., 1848. С. 148.
, – назвал усадьбу один старый поэт [198] См. об усадебном хронотопе:…В окрестностях Москвы: Из истории русской усадебной культуры ХVII – ХIХ веков. М., 1979; Сухих И. Н. Шеншин и Фет: жизнь и стихи // Фет А. А. Стихотворения. СПб., 2001. С. 42–46. (Новая Библиотека поэта. Малая серия).
. В других произведениях изображается оборотная сторона усадебного быта (некоторые главы «Мертвых душ», «Записки охотника» Тургенева, «Пошехонская старина» и «Господа Головлевы» Салтыкова-Щедрина, «Суходол» и рассказы раннего Бунина, противоположные по тону усадебным картинам «Темных аллей»). Усадьба предстает здесь местом угнетения, бытового насилия, безделья и бессмысленного скопидомства.
Контраст этих образов оказывается важен для структуры «Вишневого сада». «Что вы со мной сделали, Петя, отчего я уже не люблю вишневого сада, как прежде? Я любила его так нежно, мне казалось, на земле нет лучше места, как наш сад», – восклицает Аня. «Подумайте, Аня: ваш дед, прадед и все ваши предки были крепостники, владевшие живыми душами, и неужели с каждой вишни в саду, с каждого листка, с каждого ствола не глядят на вас человеческие существа, неужели вы не слышите голосов…» [199] Чехов А. П. «Вишневый сад» (1903) // Чехов А. П. Полн. собр. соч. Т. 13. С. 227.
– привычно открывает ей глаза Трофимов.
Чехов, внук крепостного крестьянина, сын разорившегося купца, интеллигент в первом поколении, оказывается способным взглянуть на усадебный хронотоп в единстве его противоречивых сторон. И он же показывает его неизбежную гибель: сад рубят, дом сломают, скоро на этом месте появятся дачи и дачники – люди города.
В аналогичном контрастном освещении предстает и хронотоп провинциального города («Ревизор» и «Мертвые души» Гоголя, «Губернские очерки» Щедрина, «Гроза» и «Бесприданница» Островского, многие повести и рассказы Чехова, «Городок Окуров» Горького). С одной стороны, это место повторяющихся «бываний», серости (серый – главный цвет города С., в котором живет героиня «Дамы с собачкой»), однообразия, затхлости, грошовых интересов и ничем не обеспеченных культурных претензий. С другой – мир уже утерянных в большом городе естественных человеческих связей, теплоты, окрестного пейзажа, близкого к усадебному. Хронотоп провинциального города оказывается где-то в промежутке между большим городом и усадьбой, колеблется между ними, его эмоциональное освещение меняется в зависимости от точки отсчета, от того, сверху или снизу направлен авторский взгляд [200] См. : Русская провинция: миф – текст – реальность. М.; СПб., 2000; Геопанорама русской культуры. Провинция и ее локальные тексты. М., 2004.
.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу