Владимир Пропп - Проблемы комизма и смеха

Надо сказать, что и в этой работе «неподкупный эмпирик» (по его собственному самоопределению — Поэтика, с. 210) начинает с объявления верности своему индуктивному методу. Однако нетрудно заметить, что первоначальные предположения о комическом и смехе, намеренно не различаемые в слове «комизм», фактически без изменения окажутся выводами. Выходит, что опять с самого начала выдается одно за другое: занимаясь комическим, он придает своему, по сути, дедуктивному изучению форму привычной индукции. Но точнее, тут нет ни индукции, ни дедукции, а только аналогия. Каково же это общее содержание по аналогии полученного комизмам

К сожалению, ни определений, ни даже определенного употребления слов комизм, комическое и смех Пропп не дает. При желании можно понять, что комизм — это сфера сознательного творения смеха, обстоятельства, вызывающие смех, «Разные виды комизма ведут к разным видам смеха» (с. 16). В таком понимании комизма можно найти оправдание общей композиции книги, начинающейся с оспаривания теоретиков комического, а заканчивающейся оспариванием практиков, сатириков. Основной текст — практико-теоретическое критическое описание видов высмеивания и смеха, видов, возникающих на пересечении практического умения и теоретического представления. [53] Сюжет этом книги зеркален с композицией «Русской сказки», о которой я упоминал. «Смех осуществляется при наличии двух величин; смешного объекта и смеющегося субъекта — человека» (с. 21).

Но, предположив, что комизм — условия смеха, мы тут же обнаруживаем нелогичность: какое-никакое понятие комизма и появляется из рассмотрения видов смеха, и прямо обусловливается смехом. «Общую форму теории комического можно выразить так: мы смеемся, когда в нашем сознании положительные начала человека заслоняются внезапным открытием скрьггых недостатков, вдруг открывшихся сквозь оболочку внешних, физических данных» (с. 176). То есть комическое — такое изобличающее духовный недостаток сознание, которое физически разоблачает себя смехом, проще говоря, это раз-облачающее смеховое сознание. Пропп очень верно, хотя и слишком эмпирично, показывает его механизм: 1) в сознании есть представление о норме «достатка» (о соответствии внутреннего достоинства и его внешнего проявления), 2) сознание неожиданно замечает в каком-то объекте недостаток, отклонение от внешнего проявления нормы, что и 3) вызывает смех, сотрясение тела вместе с легким потрясением ума, вызванным наблюдением противоречия, что, наконец, может действовать как заражающий резонанс. Если вспомнить заявление о комизме как условии смеха, то как раз и можно заметить, что комическое как факт со-трясения ума и тела есть то же, что и смех: они — именования одного события с двух разных сторон. Поэтому в лучшем случае они взаимообусловленны; хотя и это неточно: тут не историческая, а логическая связь. Зато в исторической связи, наоборот, смех обусловливает (сигнализирует, указывает силу) комическое, в том числе пробуждая его в других.

Однако Пропп случайно хитер: [54] Явно в соответствии со знаменитым гегелевским: «Разум сколь хитер, столь и могуществен…» к коня книги приходится различать комическое и комизм. Комическое им употребляется больше как понятие, сознание; смех — как физическое проявление-заявление (деятельность) комического, а комизм — как физическо-психологическая ситуация, порождающая смех и комическое. Вот это и можно считать теорией (в обличье истории, примера) [55] Эта теория лишь намечалась в «Ритуальном смехе…», где Пропп еще отказывается от определения и показывает, какое возможно: «Видимо, невозможно дать общего философского определения комического и смеха: такое определение может быть только историческим» (с. 226). комизма Проппа. Смех он фактически не рассматривает, комическое — только в первой и последней главе (критикуя теории и конкретные опыты комического), он действительно в основном занят комизмом — типологией речевых ситуаций, которые названы именами появляющегося в них смеха. «Мы расположили их по формам комизма, что совпало с расположением по причинам смеха» (с. 171).

Думается, что изучать комическое, анализируя ситуации, вызывающие комическое, не очень уместно, хоть и согласно с индуктивным методом Проппа и господствующим марксизмом, которые тут, на счастье автора, совпадают. [56] Абсолютно прав Б. Н. Путилов: «К использованию некоторых базовых положений исторического материализма Пропп пришел от собственного материала, от анализа» (Живая старина, 1995, № 3, с. 3). Непонятно только, зачем все-таки дальше считать его марксизм внешним. Из-за неглубокости этого марксизма? Ситуаций, различающихся статусом личности и общества, уровнем образованности, политико-экономического момента и личностных настроений, может быть необьятное количество, На этом нуги когда-то можно осознать и общую структуру всякой ситуации — наличие объекта с недостатком и субъекта с достоинством. Это, однако, ничего не прибавит и не убавит для понимания комического и смеха: они хоть и порождаются в ситуации комизма, но на самом-то деле являются ее собственным содержанием. Вспоминая схему его «Морфологии», надо сказать, что комизм — это композиция, соположение поступков лиц, способных к смеху и комическому, а комическое — это содержание ситуации комизма, [57] Поэтому между комическим и комизмом нет прячиннои связи, как тут думает Пропп, хотя на материале структуры сказки он понимает верно: «Я анализирую сюжет (содержание) и композицию (форму) в их неразрывной связи» (Поэтика, с. 224). Что делать, последняя книга дошла лишь до первого чернового «фаэиса» сознания, хотя уже гораздо более глубокого, чем в статье «Ритуальный смех в фольклоре». сюжет олицетворенных ролей: всегда один смеется, а другой — комичен. Смех, выходит, — соединяющее начало двух противоположных точек зрения. Говоря иначе, но по Проппу, комизм есть система функций комического, или положение поступков, имеющих для смеющихся значение комического. В ситуации комизма поступок и сознание — единое, а это единство есть основа эстетического бытия. В «Морфологии» рассмотрена самая первая, самая видимая структура эстетического, в «Комизме»— попытка рассмотрения его природы, проба смеха на ощупь.