В «Предисловии» же объясняется, зачем данное произведение нужно. Оказывается, что оно функционирует, как и обычное зеркало: «…всякои души хотящеи в истинну и любяще и в сие Зерцало вницати, и своеи души рассказы зрети всегда, по все дивная нападания от вселукавых духов…» (Л. 1 об.). Обратим внимание, что отражением оказывается внутренний мир человеческой души. Естественно, полученное изображение, раз книга боговдохновенная, оказывается истинным.
Результатом правильного использования этой книги является спасение души в мире ином: «Иже сию книгу счинившаго преподобнаго мужа на возраждение, хотящим спасение получити, не токмо же яже учительными церковными повелениями, но елико сам о себе изложь. Спасение душам благонравным и православным ражающи и учащи» (Л. 3). Мы помним, что итогом прочтения является узнавание грехов своей души. Следовательно, книга дает возможность совершить покаяние («…елико сам о себе изложь»). И уже после покаяния человек становится праведным. Кроме того, обратим внимание, что когда речь идет о праведниках, жаждущих спасение, автор изображен как «преподобный муж».
Однако человек может быть настолько порабощен грехами, что он не может уже в них покаяться, хотя может и прочитать эту книгу. В этом случае не сработает задача книги. Последнее невозможно, ибо она равна Писанию, а значит должна спасать всех своих читателей. Для реализации подобной ситуации вводится второй автор, который и является пьяницей. Он не просто завершает книгу, но и читает ее: «Акоже аз, увы моего неразумения и небрежения, ибо в истинну часть вницаа…» (Л. 1 об.), но при этом не очищается от пьянства, хотя «Диоптра» — это «честило от всяких скверен». В этом случае автор и читатель как бы меняются местами по отношению к традиционным апологетическим трактатам, ибо очищенный от грехов читатель ближе к Богу, чем греховный автор. Поэтому книга обращается к читателю с просьбой о молитве за душу автора: «<���вы> сие бо прочитающе и мене поминаите недостойного и непотребного» (Л. 1 об.). Интересно, что результат такого обращения множества очищенных читателей (кстати, благодаря грешному автору) тоже показан в тексте: «…и о мне ко Христу помолитеся когда даст ми время покаания яко доплачюся грехом моим» (Л. 1 об.). Обратим внимание, что именно Христос назначает время покаяния для автора, но это время соответствует времени молитв за его душу, предпринятых читателями. Наконец, результат его покаяния просто парадоксален: «…яко доплачюся грехом моим». Исповедь принимается (совершенный вид глагола) из-за греховности кающегося (творительный падеж «грехом»).
Следовательно, пьянство автора — это грех, который он увидел, читая свое творение. Он не в силах побороть свой грех тем методом, который он описал в тексте. Тогда текст абстрагируется от автора, приобретая свое собственное бытие как боговдохновенная вечная книга. Его бывший автор оказывается в одной группе вместе со всеми остальными людьми, для кого текст создавался. Но с помощью молитв очищенных по данной книге ее новый адресант — Бог (вспомним, что книга боговдохновенная) — вспоминает погрязшего в пьянстве автора и прощает его. Так авторский грех, употребленный в дидактическом произведении, оказывается залогом Божественного прощения.
Интересно, что подобная телеологическая картина вовсе не характерна для русской литературы такого типа. Например, старообрядческий духовный стих «Поучение о прелести диавола» разделяет мир по традиционному дуалистическому принципу: мир Бога и мир дьявола. Естественно, называются сущности, сотворенные обеими сторонами: «Господь сотворил человека чиста и трезва. / А бес скверна пьяна» [3] Поучение о прелести диавола // Сборник религиозно-нравоучительный, старообрядческий (РНБ. ОЛДП О-194. XVIII в. Л. 21).
или «Господь предал человеком честно праздники имети / И в чистоте пребывати / И Бога молити <���…> / и царьство прияти / а бес научил кабаки и корчемницы / и пьяно пити / и беса тем веселити / и по смерти в муки вместе с ним быти». [4] Там же. Л. 21об.
Как видно, здесь результат для двух сторон (пьющих и трезвых) оказывается диаметрально противоположным. Но данный стих не ставит своей целью обратить кого-либо, то есть он направлен внутрь уже сложившегося социума.
Как мы видим, вино входит в группу целого ряда семантических аналогов, которые образуют единую лексико-семантическую группу — «греховных сущностей». Не все из них являются греховными сами по себе, но их употребление способствует проявлению греха в мире. Зерцала стремятся риторикой победить грех вообще. Поэтому они оперируют обычно предельно широкими понятиями в части предисловия, чередуя их с конкретными примерами в основной части текста.
Читать дальше