Леонид Громов - Чехов в школе

Меньшиков, Дьяконов и другие были для него лишь отправным материалом для взлета его творческой фантазии: точная и глубокая чеховская мысль выделила в них то главное, что требовало немедленного разоблачения, что проникало собой современную жизнь, чго мешало ее развитию, выделил эти черты футлярности как социально-исторического явления и воплотил при помощи творческой фантазии, мышления в совершенно новый, бесконечно своеобразный образ Беликова. Беликов - это явление жизни и вместе с тем создание Чехова, создание своеобразное, сделанное при помощи преувеличения, заострения определенных черт, но вместе е тем не потерявшее своей реальной основы.

Этот неприятный человечек «со своими темными очками на бледном, маленьком лице - маленьком лице, как у хорька», с поднятым воротником, в калошах и под зонтиком превратился под пером Чехова в своеобразный символ ограниченности, тупости, страха и враждебности по отношению к жизни.

Он стал в силу этого оружием борьбы в руках новых сил. Творчески воссозданный писателем с целью обличения социального зла в определенный исторический период, он стал в руках гениального Ленина средством политической борьбы в этим социальным злом, открытым в форме художественного образа всем, кто раньше этого не видел. В 900-е годы первой русской революции футлярность мешала народному движению, поэтому Ленин использует в своих речах чеховский образ, раскрывая его социально-историческую глубину и емкость.

Выступая против реакционной интеллигенции в 1904 г. (В. И. Лении. Внутреннее обозрение, соч., том. IV, стр. 316), Ленин обвиняет ее в приверженности к «низкопоклонству и бумажному отношению к делу», подобно тому, как это имело место у чеховского человека в футляре.

Выступая с критикой позиции Плеханова в статье «Не надо было браться за оружие!», В. И. Ленин в 1907 г. смеется над этой поистине футлярной точкой зрения, он считает, что только человекам в футляре не понять революционной романтики, не понять тех, кто пытается штурмовать небо.

В. И. Ленин в работе «Близкий разгон Думы и вопросы тактики» издевается над филистерской позицией партии кадетов, пытающихся спрятаться от народного движения. Кадеты, по мнению В. И. Ленина, ведут «бесподобную политику по отношению к Государственной думе: «Сказать: «выражаю недоверие» - неосторожно. Надо беречь Думу. Сказать: «Не выражаю доверия» - это можно. Ну, разве ж это не политические «человеки в футляре»? Разве это не филистеры, которые перед лицом неминуемо надвигающейся бури надвигают себе на глаза свой ночной колпак и твердят: мы осторожны... мы бережем... Вы бережете свой филистерский колпак, и ничего более, почтенные рыцари «народной свободы» (В. И. Ленин. Предисловие к русскому переводу писем К. Маркса к Кутельману, соч., том X, стр. 365) .

Ясные черты предреволюционной эпохи проявились и в том, что если сатирические рассказы 80-х годов, такие, как' «Хамелеон», «Унтер Пришибеев» и др., показывали выпукло и ярко социальное зло, то рассказ «Человек в футляре» показывал ростки новой жизни, тех людей, которые выступали против, понимали необходимость борьбы. Сам конфликт, положенный в основу рассказа, показывал необходимость столкновения, протеста, борьбы. Кульминацией сюжета явилась та сцена, когда Коваленко не выдерживает: его возмущение «этим фискалом, этой мерзкой рожей» достигает наивысшей силы. И когда Беликов, заканчивая свой визит у Коваленко, говорит: «..я должен буду доложить господину директору содержание нашего разговора... в главных чертах. Я обязан это сделать!», - Коваленко гремит своим громовым басом: «Доложить? Ступай докладывай!» и, не ограничиваясь этим, схватив Беликова за воротник шинели, спускает его с лестницы. Беликов, естественно, катится по лестнице, гремя своими калошами. Конечно, это не форма борьбы с беликовщиной, это лишь своеобразная форма протеста. Чехов это прекрасно понимает, так как его Коваленко предпочитает не бороться, а уйти, уехать в деревню хохлят учить. Да и смерть Беликова не приносит людям избавления, видимо, дело не в Беликове.

Для того, чтобы показать, в чем дело, раскрыть точки зрения представителей русской интеллигенции, Чехов и вкладывает в уста учителя Буркина рассказ о человеке в футляре. Буркин не только иронически ведет повествование о Беликове, показывая свое, явно отрицательное отношение к явлениям такого рода, но и обобщает это явление как своего рода общественное зло. Он понимает, что дело не в Беликове, но дальше того, что он рассказал, он идти не желает.