Чехов навсегда зарядил нас ненавистью к нытикам, пессимистам и хмурым людям. Его враги были и остаются нашими врагами. Поэтому, наверное, произведения Чехова были близки при жизни всем передовым людям, близки нам и сейчас.
Образы, созданные в сатирических произведениях Чехова, в частности в «Человеке в футляре», очень реалистичны, верны своим содержанием историческому моменту. Люди, подобные Беликову, были типичным явлением 2-й половины XIX века. Вот что пишет в июньском номере «Русской мысли» за 1905 год литератор Скабичевский: «Наши потомки, наверное, не будут верить, что в конце XIX столетия могли существовать подобные монстры в верхах нашей интеллигенции в качестве просветителей юношества, а между тем, как превосходно характеризует подобный дикобраз все 80-е годы, это глухое время, девизом которого может вполне служить именно любимая фраза Беликова «Как бы чего не вышло».
Как же возник тип Беликова, характерное ли это явление для конца XIX в., собирательный ли образ Беликова или он срисован с одного человека? Выступал ли здесь Чехов только против гимназических порядков или имел в виду всю Россию? Как оценивают рассказ «Человек в футляре» современники Антона Павловича и наши современники?
Победоносцев, Катков, Мещерский, Ухтомский, Суворин: именно в этой среде Чехов мог видеть подлинных прототипов Беликова. Их усилиями был узаконен в стране режим шпионажа, подсматриваний, донесений, подозрений.
Для учебных заведений он был узаконен специальным циркуляром Министерства народного просвещения от 26 июля 1884 года в журнале «Гражданин», 1884, № 32 на имя попечителей учебных округов.
В третьем пункте циркуляра говорилось о необходимости посещения учащихся на дому, в шестом пункте: «Посещая учеников, классный наставник старается, между прочим, удостовериться, какие лица бывают на квартире ученика, с кем он входит в сношения и какие книги составляют предмет его чтения в свободное время».
Это «между прочим» означало официальное разрешение шпионить за учащимися, не стесняясь любыми формами и методами.
И такие, как Беликов, воспользовались этим разрешением, для них «были ясны только циркуляры и газетные статьи».
О выполнении вышеупомянутого циркуляра пишет Чехов в письме к Суворину от 14 октября 1888 года. Антон Павлович рассказывает о подобном «визите» на квартиру к гимназисту Сереже Киселеву, жившему у Антона Павловича: «...приходил из гимназии классный наставник птенца, человек забитый, запуганный циркулярами, недалекий и ненавидимый детьми. Он у меня конфузился, все время жаловался на начальство, которое их, педагогов, переделало в фельдфебелей».
И талантливому современному писателю не нужно было напрягать памяти, чтобы увидеть здесь явление типическое и показать это в сатирической форме.
80-е годы XIX века характеризуются усилением реакции в школьной политике: в гимназии устанавливается казарменный режим, гимназистов одевают в серые шинели с ясными пуговицами; центр обучения переносится на обучение мертвым языкам.
Филевский, историк Таганрогской гимназии, так вспоминал об этом времени: «То было время самого строгого школьного режима, время беспощадного господства классицизма. Две или три ошибки в греческом или латинском переводе исключали возможность получить удовлетворительную оценку на экзамене».
Тан-Богораз, учившийся в одно время с Чеховым в гимназии, писал: «Наша Таганрогская гимназия до смешного похожа на ту, что описана у Короленки. Как будто всех этих учителей чеканили дюжинами из тусклого олова по одной и той же форме».
И дальше: «Лысый чиновник в вицмундире, запачканном мелом. С этой фигурой может сравниться только другая, новейшая, жирный погромщик с резиновой дубинкой, как поборник христианства. Первая фигура педагогическая, вторая - политическая, но они стоят друг друга».
Почти так же говорит и Чехов устами Коваленко, героя рассказа: «Эх, господа, как вы можете тут жить! Атмосфера у вас удушающая, поганая. Разве вы педагоги, учителя? Вы чинодралы, у вас не храм науки, а управа благочиния, и кислятиной воняет, как в полицейской будке».
19 августа 1867 года гимназию посетил министр народного просвещения Толстой. Увидев в учительской портрет Белинского, министр возмущенно набросился на директора, сказав, что он себе даже представить не мог, что в комнате, где собираются учителя, висел портрет Белинского, этого шалопая, прохвоста, выгнанного из университета». Перепуганный директор демонстративно выбрасывает портрет в сарай, где хранились негодные вещи.
Читать дальше