Павел Висковатов - Жизнь и творчество М. Ю. Лермонтова

С самого начала нашего знакомства я не чувствовал к ней ничего особенного, кроме дружбы… Говорить с ней, сделать ей удовольствие было мне приятно – и только. Ее характер мне нравился: в нем видел какую-то пылкость, твердость и благородство, редко заметные в наших женщинах: одним словом, что-то первобытное, что-то увлекающее. Частые встречи, частые прогулки, невольно яркий взгляд, случайное пожатие руки – много ли надо, чтоб разбудить таившуюся искру?.. Во мне она вспыхнула; я был увлечен этой девушкой, я был околдован ей, вокруг нее был какой-то волшебный очерк; вступив за его границу, я уже не принадлежал себе; она вырвала у меня признание, она разогрела во мне любовь, я предался ей, как судьбе; она все не требовала ни обещаний, ни клятв, когда я держал ее в своих объятиях и сыпал поцелуи на ее огненное плечо; но сама клялась любить меня вечно. Мы расстались – она была без чувств; все приписывали то припадку болезни – я один знал причину… Я уехал с твердым намерением возвратиться скоро. Она была моя – я был в ней уверен, как в самом себе. Прошло три года разлуки, мучительные, пустые три года; я далеко подвинулся дорогой жизни, но драгоценное чувство следовало за мной. Случалось мне возле других женщин забыться на мгновенье; но после первой вспышки, я тотчас замечал разницу, убийственную для них – ни одна меня не привязала, и вот, наконец, вернулся на родину.

КНЯЗЬ. – Завязка романа очень обыкновенна.

ЮРИЙ. – Для вас, князь, и развязка покажется обыкновенна… Я ее нашел замужем – я проглотил свое бешенство из гордости… Но один Бог видел, что происходило здесь.

КНЯЗЬ. – Что ж? Нельзя было ей ждать вас вечно.

ЮРИЙ. – Я ничего не требовал – обещания ее были произвольны.

КНЯЗЬ. – Ветреность, молодость, неопытность ее надо простить.

ЮРИЙ. – Князь, я не думал обвинять ее… но мне больно.

КНЯГИНЯ (дрожащим голосом). – Извините, но, может быть, она нашла человека еще достойнее вас.

ЮРИЙ. – Он стар и глуп.

КНЯЗЬ. – Ну, так очень богат и знатен.

ЮРИЙ – Да.

КНЯЗЬ. – Помилуйте – да это нынче главное! Ее поступок совершенно в духе века.

ЮРИЙ (подумав). – С этим не спорю.

КНЯЗЬ. – На вашем месте я бы теперь за ней поволочился; если ее муж таков, как вы говорите, то, вероятно, она вас еще любит.

КНЯГИНЯ (быстро). – Не может быть.

ЮРИЙ (пристально взглянув на нее). – Извините, княгиня! Теперь я уверен, что она меня еще любит. (Хочет идти).

В князе Литовском Лермонтов рисует Бахметева, выставляя его весьма ограниченным и ничтожным человеком, которого Вера в глубине души должна была презирать. Драма «Два брата», попавши в руки Варвары Александровны и мужа ее, рядом подобных выписанных нами мест, должна была страшно опечалить первую и оскорбить второго, тем более, что сама драма, конечно, не придерживается безусловно действительных событий. Борьба двух братьев – мотив, взятый из юношеских творений. ЭТИ отношения, равно как развязка и многие сцены в драме, не имеют ничего общего с действительностью, или по крайней мере с действительностью по отношению к Вареньке и ее мужу. Но для последнего оскорбительность намеков были тем сильнее, что, как видели мы, некоторые сообщения все же имеют автобиографическое значение, хотя и получили тенденциозное освещение.

Драма «Два брата» писана была очень наскоро. В письме из Тархан от 16 января 1836 года Лермонтов сообщает С. А. Раевскому: «…Пишу четвертый акт новой драмы, взятой из происшествия, случившегося со мной в Москве»… Там же он замечает, что пока не описывает своего похождения в этом городе. Возвратись в середине марта того же года в Петербург, где Михаил Юрьевич жил с Раевским на одной квартире до приезда бабушки, друзья вместе перечли драму и остались ей недовольны. Было решено написать новое произведение и изложить отношения Лермонтова к Вареньке в форме рассказа. Так создалась повесть «Княгиня Литовская».

Имя героини драмы и ее мужа было удержано. Сохранено и изложение фактов из жизни Михаила Юрьевича и отношений его к Вареньке, опять-таки в тенденциозном свете, Бахметев же выставлен в том же непривлекательном виде: о нем говорится с изысканным презрением и вызывающей обидой. «Как, неужели этот господин, который за княгиней шел так смиренно, ее муж?.. Если б я их встретила на улице, то приняла бы его за лакея. Я думаю, что она делает из него все, что хочет, – по крайней мере все, что можно из него сделать… – Однако она счастлива. – Разве вы не заметили сколько на ней бриллиантов».