Павел Висковатов - Жизнь и творчество М. Ю. Лермонтова

Военный суд 5 апреля того же 1840 года приговорил Лермонтова к лишению чинов и прав состояния.

С этой сентенцией дело Лермонтова шло по инстанциям и, пока добралось до генерал-аудиториата, к нему прибавились мнения нескольких начальников частей.

Генерал-аудиториат, выслушав доклад аудиториатского департамента по этому делу, составил следующее определение: «Подсудимый Лермонтов за свои поступки на основании законов подлежит лишению чинов и дворянского достоинства с записанием в рядовые, но принимая во внимание: а) то, что он, принял вызов де Баранта, желая тем поддержать честь русского офицера; б) дуэль его не имела вредных последствий; в) выстрелив в сторону, он выказал тем похвальное великодушие и г) усердную его службу, засвидетельствованную начальством, генерал-аудиториат полагает: 1) Лермонтову, вменив в наказание содержание его под арестом с 10 марта, выдержать его еще под арестом в крепости на гауптвахте три месяца и потом выписать в один из армейских полков тем же чином; 2) поступки Столыпина и графа Браницкого передать рассмотрению гражданского суда; 3) капитан-лейтенанту гвардейского экипажа дежурному по караулу Эссену за допущение беспорядков на гауптвахте объявить замечание и 4) мичману Кригеру, бывшему также на карауле в арсенальной гауптвахте, в уважение молодых его лет вменить в наказание содержание его под арестом».

Определение генерал-аудиториата являлось даже мягким сравнительно с требованиями начальствующих лиц. В этом случае смягчением приговора поэт был обязан великому князю Михаилу Павловичу, которому особенно понравилось, что молодой офицер вступился перед французом за честь русского воинства. Приговор был подан на Высочайшую конфирмацию. Прочитав подробный доклад о дуэли Лермонтова, государь император Николай Павлович своей рукой на решении генерал-аудиториата надписал следующую конфирмацию: «Поручика Лермонтова перевести в Тенгинский пехотный полк тем же чином, поручика же Столыпина и графа Браницкого освободить от надлежащей ответственности, объявив первому, что в его звании и летах полезно служить, а не быть праздным. Впрочем, быть по сему.

Николай. Санкт-Петербург, 1840 г. Апреля 13 дня».

На обертке написано рукой государя: «Исполнить сего же дня».

Однако отправка Лермонтова замешкалась; не знали, как привести в исполнение Высочайшее повеление. Начальник штаба гвардейского корпуса генерал-адъютант Веймарн объяснил военному министру графу Чернышеву, что генерал-аудиториат предполагал выдержать Лермонтова три месяца в крепости, и что из Высочайшей конфирмации не видно, следует ли это исполнить. Военный министр от 19 апреля послал отношение об этом к Его Величеству, и что государь изволил сказать, что переводом Лермонтова в Тенгинский полк желал ограничить наказание

Михаил Юрьевич в крепость посажен не был; но ему пришлось испытать еще одну и, может быть, самую неприятную напасть. Граф Бенкендорф, недовольный слишком легким наказанием «дезертира из-под ареста», потребовал от Михаила Юрьевича, чтобы он написал письмо к де Баранту, в котором бы просил его извинения в том, что несправедливо показал в суде, что выстрелил на воздух. Такое письмо, конечно, навсегда уронило бы поэта в мнении общества и сделало бы его положение в нем невозможным. Граф Бенкендорф отлично понимал, что наказание, которому подвергли Лермонтова, только увеличит общее сочувствие к участи молодого поэта. Требуемое же письмо к де Баранту вернее всего поразит и честь его, и симпатию к нему и сбросит «дерзкого мальчишну» с высоты им завоеванного положения. Поэт был призван к графу Бенкендорфу, который в весьма энергичных выражениях настаивал на исполнении своего требования.

Тогда Лермонтов решился опять обратиться к защите великого князя Михаила Павловича и написал ему письмо, в котором, объяснив требование к нему шефа жандармов, говорит, что исполнить его не может, потому что оно не совместимо с истиной и что исполнив его, он, Лермонтов, «невинно и невозвратно теряет имя благородного человека».

Великий князь вполне согласился с необходимостью защитить «честь русского офицера», и поэт на этот раз вновь избегнул великой опасности утратить свое доброе имя вследствие недостойной интриги. Повесть «Большой свет» Соллогуба не могла, конечно, нанести имени поэта такой удар, как проектируемое Бенкендорфом письмо.

Друзья-приятели собрались в квартире Карамзиных проститься с юным другом своим, и тут, растроганный вниманием к себе и непритворной любовью избранного кружка, поэт, стоя в окне и глядя на тучи, которые ползли над Летним садом и Невой, написал стихотворение: