Для обобщающего образа современного мира оказываются значимыми повторы единиц с семантическим компонентом «языческий», которые связывают композиционное кольцо рассказа — описание «Атлантиды» — с описанием Капри; ср.: Океан, ходивший за стенами, был страшен, но о нем не думали, твердо веря во власть над ним командира... похожего...на огромного идола;...гигант-командир, в пароходной форме, появился на своих мостках и, как милостивый языческий бог,приветственно помотал рукой пассажирам; Но тут зычно, точно в языческом храме,загудел по всему дому второй гонг; ...надо всем кораблем восседал его грузный водитель, похожий на языческого идола.
На основе повторов в тексте возникают образные параллели «капитан — языческий идол», «пассажиры — идолопоклонники», «отель (ресторан) — храм». Современная эпоха изображается Буниным как господство нового «язычества» — одержимость пустыми и суетными страстями и порабощенность, «возвращение» к «немощным и бедным вещественным началам» (Ап. Павел. Послание к Галатам 4:9) [370] Ср. со следующей записью в дневнике И.А. Бунина (от 12 (25) января 1922 г.): «Христианство погибло, и язычество восстановилось уже давным-давно, с Возрождения. И снова мир погибнет...» (Бунин И. Лишь слову жизнь дана. — М, 1990. — С. 133).
. Именно поэтому такое большое место в рассказе занимают развернутые описания занятий пассажиров «Атлантиды», в которых актуализируется сема «порок»: это мир, где царят сластолюбие, чревоугодие, страсть к роскоши, гордыня и тщеславие. «Мертвенно-чистыми» оказываются в нем музеи, «холодными» — церкви, в которых только «огромная пустота, молчание, тихие огоньки семисвечника»; храмом становится ресторан, а любовь заменяется игрой в нее.
Лжи и фальши современной цивилизации, погружающейся «во тьму», противопоставляется естественность абруццских горцев, слитых с миром природы и связанных в тексте с образом света: Шли они — и целая страна, радостная, прекрасная, солнечная, простиралась под ними: и каменистые горбы острова, который почти весь лежал у их ног, и та сказочная синева, в которой плавал он, и сияющие утренние пары над морем к востоку, под ослепительным солнцем...
Однако образы двух горцев, радостных, наивных и смиренных сердцем, связаны скорее с прошлым, что подчеркивается деталями, указывающими на древность их одежды и инструментов: У одного под кожаным плащом была волынка, — большой козий мех с двумя дудками, у другого — нечто вроде деревянной цевницы...
Современную же технократическую цивилизацию символизирует «многоярусный, многотрубный» корабль, пытающийся одолеть «мрак, океан и вьюгу» и оказывающийся во власти Дьявола. Характерно, что само название корабля повторяет название затонувшего когда-то острова и погибшей при этом цивилизации. Мотив обреченности «Атлантиды», ее возможной гибели и разрушения связан в тексте, с одной стороны, с образами, варьирующими тему смерти: «бешеной вьюги, проносившейся, как погребальная месса», «траурными горами океана», «смертной тоски» сирены, а с другой — с образами Апокалипсиса. Не случайно только в издании 1953 г. И.А. Бунин снял эпиграф из Апокалипсиса («Горе тебе, Вавилон, город крепкий!»), предварявший во всех прежних редакциях текст рассказа. Источник эпиграфа — рефрен плача «царей земных», купцов и моряков о Вавилоне. «Вавилонской блуднице» в Апокалипсисе вменяется в вину, что «славилась она и роскошествовала», за что ей воздается столько же «мучений и горестей»: «...придут на нее казни, смерть и плач, и голод, и будет сожжена огнем» (Апокалипсис, 18:8). Таким образом, рассказ И.А.Бунина «Господин из Сан-Франциско» содержит предостережение и пророчество о страшных потрясениях, о суде над бездуховностью, внутренней несостоятельностью и ложью Нового Вавилона, о его разрушении и грядущей гибели. В сильную позицию текста вынесены три ключевые для текста слова: мрак, океан, вьюга, — завершающие рассказ и отсылающие к этим же лексическим единицам в первой его композиционной части. «Смерть, непознанная, непознаваемая природа и ужасная, вышедшая из-под воли цивилизация, — вот те страшные силы, которые сливаются в одном аккорде в заключительной фразе рассказа» [371] Сливицкая О.В. Проблема социального и космического зла в творчестве И.А. Бунина: «Братья» и «Господин из Сан-Франциско» // Русская литература XX века: Дооктябрьский период. — Калуга, 1968. — Сб. 1. — С. 134.
. Тема смерти отдельного человека объединяется в рассказе с темой возможной гибели современной цивилизации. Переплетение этих тем отражается и в пространственно-временной структуре произведения: пространство героя в рассказе максимально сужается (от безграничных просторов Америки и Европы — к «содовому ящику» в трюме) и становится закрытым, в то же время образ океана расширяет художественное пространство всего текста и во взаимодействии с образом неба делает его бесконечным. Время героя, характеризующееся повторяемостью и цикличностью, наличием рокового предела, сближается с историческим временем (см. отступление об императоре Тиберии). Включение же в текст образов Дьявола, Богоматери, неба и ада устанавливает в нем план вечного.
Читать дальше