Ф. Ильясов - Русский МАТ

— Сосут, Марь Ивановна, еще как сосут!

— Тук-тук!

— Кто там?!

— Пиздец.

— Какого хуя надо!?

— Да вот, пришел…

— На что жалуетесь, пациент?

— Доктор, у меня хуй как бешеный конь!

— Какой же это бешеный конь, если он у Вас даже не стоит?!

— А где Вы видели, чтобы бешенный конь стоял?!

Чукча поступает в дипломатическую академию. Экзаменатор его спрашивает.

— Какие ранги послов Вы знаете'?

— Чрезвычайный и полномочный посол, посол по особым поручениям, пряный посол, а также посол на хуй.

Как-то восьмилетняя дочь дамского парикмахера впервые услышала слова: "пизда", "хуй", "блядь", "охуячить". Спросила отца. Тот постеснялся сказать правду и объяснил: " Пизда — это шляпа, блядь — значит клиентка, хуй — зонтик, а охуячить — обозначает — постричь".

Однажды дочь оказалась в парикмахерской ненадолго одна. В этот момент заходит клиентка в шляпе и при зонтике. Дочь ее увидела и говорит:

— А я знаю, Вы папина блядь! Повесьте пизду на вешалку, хуй положите на столик. Проходите, садитесь в кресло. Папа через минутку вернется и быстро Вас охуячит…

На уроке русского языка будущему шпиону предлагают перевести с английского языка на русский следующее предложение: This is a pen. Через несколько минут инструктор спрашивает:

— Вы что, до сих не перевели?!

— Да нет, предложение я перевел, — отвечает курсант, — только вот никак не пойму, куда артикль "бля" поставить…

А русский наш мужик, читая "Бедноту", Где этот стих печатался дуплетом, Еще отчаянней потянется к Христу, А коммунизму мат пошлет приветом.

(Из ответа Демьяну Бедному, опубликованному через 70 лет после появления его в устном распространении).

В народном творчестве, всегда бесцензурном, за 70 лет существования "первого государства рабочих и крестьян" ему досталось в изобилии и мата, и прочей ненормативной лексики. Словесная агрессия (термин одного западного языковеда) никогда за всю нашу историю не достигала такого напора, как при Советской власти. Ее стрелы направлялись по множеству целей — порядки, идеология, вожди, "социалистическое хозяйство", внешняя политика, органы сыска и т. д. Напрасно иные утверждают, будто в сталинское время было все так мертво, что не слышалось ни стонов, ни смеха. Политические куплеты с матюгами, разумеется, не исполнялись с эстрады (хотя случались у юмористов "срывы", правда, весьма дозированные)[9], но напевали крамолу и в застольях, и во дворах, анекдоты рассказывали на работе, в трамваях, в очередях — да мало ли где, даже в школах. Школа № 399 (Серебрянический переулок у Яузских ворот), зима 1944 г. Я заканчивал 7-й класс.

Сдают новый дом. Приемная комиссия в ужасе: ни на одном из трех этажей нет туалетов. Им объясняет главный инженер: "Нижний этаж будет заселен рабочими, которые проводят на своих заводах по 12 часов — им некогда срать. Этажом выше поселятся иждивенцы — им нечем срать (иждивенческий паек был ничтожен). На 3-м этаже будут жить партийные — они давно уже все просрали" (В те годы преобладало слово "партийный" вместо " коммунист").

Той же зимой 16-летняя сестра, работавшая на "Манометре", принесла с завода такой анекдот. Сталин, Черчилль и Рузвельт едут в машине по подмосковной дороге, и в каком-то месте им приходится затормозить: на дороге разлеглась корова и на сигналы не реагирует. Черчилль подходит к ней, видит, что эта корова — шкура да кости. Он пытается ее уговорить, чтобы хоть немного подвинулась и ее бы объехали. Корова даже глаз не открывает. Черчилль возвращается в машину и говорит, что корова, кажется, при смерти. Сталин ухмыляется про себя: вот, мол, эти бестолковые иностранцы! Идет к корове и шепчет ей на ухо: " Убирайся на хуй, падла, а то сейчас же в колхоз отправлю, уж там ты точно подохнешь!" Корова из последних сил рванула в сторону и ее как не видали. Рузвельт спрашивает Сталина, что такое он шептал этой несчастной? Вождь объясняет: "Она меня узнала по портретам, поэтому объясняться не было нужды. Каждому слову моему внимают в СССР и люди, и животные — все воспитаны в духе патриотизма".

В те же сороковые слышал я много подобных анекдотов. Некоторые запомнились.

Молотов с Кагановичем летят в самолете, разговаривают о своей популярности в народе. Молотов: "Если бы я сейчас спустился с парашютом, вот бы сбежались люди-то, они бы меня на радостях качали на руках!" Каганович: "Если бы я сейчас спустился у любого села, то сегодня же это село назвали бы моим именем." Летчик, поворачивая к ним лицо: " Вот если бы я вас обоих, блядей, сбросил бы вниз без парашюта — то-то было бы радости у людей! Мне бы памятник поставили в благодарность".