Владимир Звегинцев - Очерки по общему языкознанию

Но здесь встает вопрос о субстратных явлениях. Вопрос о субстрате уже разбирался выше, но здесь он предстает в ином аспекте. Могут ли субстратные явления стать фактом внутренней истории языка, т. е. принять форму законов развития языка? Некоторые языковеды решают этот вопрос положительно. Например, В. Н. Абаев пишет: «…субстратные элементы, войдя в язык, становятся его органической частью и, стало быть, фактором его внутреннего развития. Поэтому отделять механически действие внутренних законов от действия субстрата нельзя» [371].

В обоснование своего мнения он приводит примеры дравидского субстрата в индо-арийских языках и иберийско-кавказского субстрата в армянском и осетинском языках. Это не единичные суждения. Однако вопрос о влиянии субстратных явлений на развитие языка — это надо всячески подчеркнуть — относится к иным видам исторически обусловленных воздействий на язык, — именно к тем, которые были разобраны в разделе о контактах языков. Историческая обусловленность наличествует и здесь, но она обеспечивает только условия, при которых происходит воздействие одного языка на другой.

В рассмотрении вопроса о зависимости закономерных фонетических процессов от истории народа возможен и другой подход. Ф. Энгельс с полным основанием указывал: «Едва ли удастся кому-нибудь, не сделавшись смешным, объяснить экономически… происхождение верхненемецкого передвижения согласных…» [372].

Но история общества состоит не только из экономических факторов, и поэтому, пожалуй, заслуживает внимания мнение Прокоша относительно причин передвижения германских согласных: «Вряд ли случайно, — пишет он, категорически отрицая в данном случае влияние субстрата, — такая большая и однородная группа фонетических изменений совпадает по времени с тем, что справедливо может быть названо самым значительным передвижением народов (Vцlkerwanderung)» [373]и при этом обращает внимание на следующие обстоятельства. Передвижение согласных — это единый непрерывный процесс, развивавшийся ступенчатообразно (Прокош устанавливает девять ступеней). Длительность этого процесса приблизительно соответствовала длительности германского переселения племен, т. е. началась за несколько веков до нашей эры и закончилась около 500 г. нашей эры. Основные тенденции передвижения согласных зародились еще на территории родины германцев и затем осуществлялись как бы в причинной связи с переселением народов. Прокош суммирует: «Неоспоримы следующие хронологические факты: восточно-германский и северогерманский, прежде других ответвлений общегерманского переселившиеся на новую родину, пережили только 1–4 ступени передвижения согласных и лишь в небольшой степени 5 ступеней. Западногерманские диалекты, расположенные к северу от линии Бенрата (идущей от Аахена и Дюссельдорфа к Франкфурту-на-Одере), показывают более значительные изменения по пятой ступени. Верхненемецкий, особенно южнонемецкие диалекты, т. е. диалекты племен, переселившихся последними, завершают изменения пятой ступени и добавляют шестую и седьмую. Соответствие это слишком явное, чтобы быть случайным» [374].

Приводимые факты, разумеется, требуют еще дальнейшей проверки и дополнительных исследований, но вместе с тем они показывают возможные направления в исследовании вопроса о связи фонетических процессов с историей народа.

Само по себе рассмотрение вопроса о связи закономерностей развития языка и общества в плане отдельных сторон языка довольно искусственно ввиду системного характера языка. Оно оправдано, однако, тем, что разные стороны языка (лексика, грамматика, фонетика) обладают разной степенью «чувствительности» к фактам истории народа. Это обстоятельство находит свое выражение и в изменении в языковых процессах роли внешней и внутренней мотивированности, т. е. того механизма, посредством которого внешние причины действуют через внутренние. Вместе с тем не следует забывать того, что в фактах развития языка скрещивается действие разных по своей природе закономерностей, в результате взаимодействия которых в действительности и происходит в языке рождение нового явления.

Чрезвычайно важный и сложный вопрос о взаимоотношении языка и мышления составляет одну из центральных проблем общего языкознания. Это не только глубокая теоретическая проблема, связанная с общими вопросами языкознания. Обладая методологической значимостью, она определяет направления лингвистического исследования и его методы. Тем самым она вторгается во многие конкретные языковедческие проблемы семасиологии, лексикологии, морфологии и синтаксиса.