Майкл Векс - Жизнь как квеч. Идиш - язык и культура

Шайтл ивре , по сути, означает то же самое: ивре — иврит как древний язык молитв и священных текстов, в отличие от того языка, на котором сейчас говорят в Израиле. Можно быть знатоком ивре и не уметь связать двух слов на современном израильском иврите. Выражение зогн ивре (дословно «сказать ивре») означает не «разговаривать», а «читать вслух». Шайтл в данном случае — «полено». «Эр кен нит кейн шайтл ивре» — «он не знает языка даже в самом общем, грубом (как полено) виде». Плохое, корявое чтение называют ѓилцерне ивре , «деревянный иврит»; если человек так читает, то вполне вероятно, что он шрайбт Нойех мит зибн грайзн — «пишет „Ной“ с семью ошибками» (а на идише и на иврите слово Ной состоит из двух букв).

Классический пример ѓилцерне ивре и его последствий можно увидеть — где бы вы думали? — в Новом Завете. В трех Евангелиях из четырех Иисус въезжает в Иерусалим на осленке, тем самым якобы исполняя пророчество из Книги пророка Захарии: «Возликуй, дочь Сиона, издавай крики радости, дочь Иерусалима: вот царь твой придет к тебе, праведник и спасенный он, беден и восседает на осле, на осленке, сыне ослиц» (Зах. 9:9).

Однако есть еще Евангелие от Матфея — и вот тут у Иисуса начинаются трудности с ивритом. Вместо того чтобы увидеть в словах «осел, осленок, сын ослиц» параллелизм — один и тот же осел назван несколькими именами, — Иисус делает элементарную ошибку в ивре и говорит двоим ученикам: «пойдите в селение, которое прямо перед вами; и тотчас найдете ослицу привязанную и молодого осла с нею; отвязав, приведите ко мне <���…> Ученики пошли и поступили так, как повелел им Иисус: привели ослицу и молодого осла и положили на них одежды свои, и он сел поверх их» (Мф. 21:2, 6–7).

Если бы существовало движение еретиков — дипопистов, — то оно бы началось именно здесь, с этого описания Иисуса с четырьмя ягодицами, на одной заднице, который заглянул в будущее, узрел там идишскую пословицу «ме кен ништ зицн аф цвей штулн мит эйн тухес» («на двух стульях одной задницей не усидишь») — и решил опровергнуть ее заранее. И опровергал всю дорогу.

Не подумайте, что я хочу оскорбить Иисуса — если бы хотел, то писал бы эти строки на идише… но еврейская школа — не для слабонервных. Это душное заведение, переполненное подростками; дети вынуждены продираться сквозь дремучие джунгли силлогизмов, бобе-майсес и трудновыполнимых запретов: нельзя касаться своих волос, когда молишься; нельзя гладить собаку в шабес ; нельзя купаться в речке на протяжении трех самых жарких недель в году {78} — чтобы руководить хейдером , нужно быть тюремным стражем, толкователем Торы и детским психологом в одном лице. Но поскольку мы живем в голес , их всех нам заменяет меламед .

Меламед не пользовался особым почтением среди евреев, иногда слово меламед расшифровывали как сокращение от мер лернен, мер далес — «чем больше учишь, тем больше нищаешь»; он был в равной степени необходим и заменим. В обществе, где чтению, заучиванию, толкованию текстов уделяли столько внимания, почти любой взрослый мужчина, по идее, мог стать преподавателем. Педагогических учебных заведений у евреев не было, диплом учителя не требовался, начальный капитал — тоже. Аз а балаголе фалт дос ферд, верт эр а меламед — «когда у извозчика дохнет лошадь, он идет в учителя». Мало того что извозчик стоял почти в самом низу еврейской социальной лестницы — даже само слово балаголе до сих пор окрашено дополнительными смыслами: «грубый», «невежественный», «неграмотный». Таков парадокс высокообразованного общества: когда ученость ценится, но не является редкостью, учителями становятся лишь те, кто не нашел себе лучшего применения. Платили им мало, они яростно пытались отбить друг у друга учеников, семьи детей часто запаздывали с платой за обучение или не платили вовсе. Тем не менее работа педагога была и остается чрезвычайно важной. Ученики и их родители называли учителя ребе (« Ребе тебя побил? Так я еще добавлю!»). Зарождавшийся хасидизм перенял это школьное название, отражавшее характер отношений между хасидами и их лидером: дружба и ученичество. Ребе — идеальный учитель, второй отец. Несомненно, среди меламдим были славные, терпеливые, преданные своему делу люди, у которых действительно возникала духовная связь с учениками после нескольких лет десяти- и двенадцатичасовой учебы (именно такие отношения имели в виду хасиды, когда взяли себе термин «ребе»), но эти меламдим не вошли в еврейский фольклор. В народе прославились другие учителя, с канчиком и байчем наперевес. Канчик — кожаный хлыст вроде девятихвостой плетки, байч — обычный кнут. Не знаю, используются ли они сейчас в еврейских школах, — может быть, меламдим в черных долгополых сюртуках тайком пробираются в магазины садо-мазо атрибутики в поисках учебных пособий, — но в целом кнут из обихода вытеснили тайтл (указка, этот твердый и острый инструмент, который можно засунуть в ухо или ноздрю провинившегося) и обыкновенная линейка.