Наталья Лихина: Актуальные проблемы современной русской литературы: Постмодернизм

Искусство, по Юнгу, «интуитивно постигает перемены в коллективном бессознательном». Сегодня стал очевидно неизбежным такой тектонический сдвиг, который вызывает смену парадигм, а значит, наборов ценностей, типов сознания, мировоззренческой стратегии и метафизическихустановок [1].

В XX веке происходит усложнение искусства, возникает особая его форма, которая начинает мыслить себя как вторую реальность, «конкурирует с действительностью» (Л.Арагон).

Целью литературы становится не копирование жизни, а моделирование мира по своему образу и подобию, создание принципиально новой модели литературы.

Основной принцип такой литературы — разрушение жизнеподобия, размывание, разрушение видовых и жанровых границ, синкретизм методов, обрыв причинно-следственных связей, нарушение логики — «ничто не причина, никакой закон не царит» (Ф. Ницше).

Эстетическая система нового искусства строится на активном использовании форм художественной условности, гиперболизации, трансформации метафор, системе аллегорий, игре контрастов, форм абсурда, гротеска, фантастики, усложнении философско-образного ряда. Активно включаются механизмы игры, причем игровая стихия проявляется на всех уровнях: игра со смыслом, сюжетом, идеями, аксиологическимикатегориями.

Меняются и функции литературы: познавательная, коммуникативная, воспитательная, нравственно-этическая, эстетическая. Традиционно искусство было призвано расширять представления о мире и человеке, позитивно воздействовать на человеческую природу, способствовать изменению мира и личности в лучшую сторону, облагораживать душу, развивать эстетическое чувство.

Искусство нового времени утрачивает эти способности познания и изменения жизни, оно становится особым игровым способом существования художника.

«В новой прозе — после Хиросимы, после самообслуживания в Освенциме и Серпантинной дороги на Колыме, Секирной горки на Соловках — все дидактическое отвергается. Искусство лишено права на проповедь. Никто никого учить не может, не имеет права учить». Смысл этого высказывания Шаламова достаточно ясен: если высочайший духовный опыт мировой литературы и великой русской литературы не остановил процесс разобщения людей, одичания человека и не преодолел инстинкта взаимоуничтожения, не остановил реки крови — зачем нужны вообще литература, искусство? Поэтому закономерно появление художников слова, намеренно отказывающихся быть «орудием» духовного обеспечения человечества. Кредо современного художника: «Живите не как должно, а как хотите, если как должно не получилось» (Т. Толстая).

Мир опять переживает ситуацию Великого инквизитора: истина не нужна, нужна логика здравого смысла. «Литература как миф, как способ осмысления жизни истлела, исчезает, само человеческое существование бессмысленно, так как все окружающее его — абсурд, скука» [2].

Рассматривать современную литературу можно в двух планах: с одной стороны, воспринимать как резкий отход в сторону, попытку исказить или затормозить процессы, которые естественны, органичны для развития литературы, в таком случае отказ от реалистической традиции можно оценивать как полное разрушение литературы, тупик, конец, что и констатируют своей творческой практикой многие постмодернисты. В этом смысле многие оценивают постмодернизм как декаданс XX века, как среду для интеллектуальных провокаций и социального надувательства, как своеобразный текстуальный сатанизм.

С другой стороны, эту художественную систему необходимо осмыслить в плане широкой исторической перспективы, как возврат к культурным ценностям на уровне апробации традиции, внедрения различных форм апроприации, приспособления к новым условиям действительности, проверки традиции на прочность, на излом, на разрыв, исследования внутри текста своей индивидуальной художественной свободы.

Тогда становятся понятными установки постмодернизма, который ничего не отрицает и не утверждает, а лишь, выражая сомнение в том, что вообще можно создать что-то принципиально новое, вносит коннотации смысла. Постмодернизм данной ориентации не просто играет смыслом, что часто приводит к аксиологическому взрыву, но, по выражению Л.Н.Дарьяловой, «трагически переживает классику».

«Новая русская литература засомневалась во всем без исключения: в любви, детях, церкви, культуре, красоте, благородстве, материнстве, народной мудрости» [3], но это сомнение, разъедающее живое тело литературы, носит трагический, а не ернический, циничный характер.