Сергей Алексеев - Сорок уроков русского (уроки 1 - 7) Изгой Великий (глава 1)

Сергей АЛЕКСЕЕВ

СОРОК УРОКОВ РУССКОГО

.

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

Единственная радость нашей жизни, которая дается даром, то есть, практически без всякого труда и напряжения, это Дар Речи. За все иные, великие и малые знания, приходится платить либо добывать в поту, иногда прикладывая неимоверные усилия своего разума, чувств и порой, мышц. А родная речь, природный язык приходит к нам в младенчестве как истинный Дар, будто бы сам собой, вызывая радость и восхищение познания мира. Вдумайтесь: к двум годам своего существования на белом свете еще физически беспомощный, с чистым, незамутненным сознанием, главное, не умеющий ни читать, ни писать, ребенок впитывает в себя огромнейший объем знаний. Он получает полное представление о мире, включая даже тонкую материю - психологию межчеловеческих отношений. Если бы мы не хлестались мордой об лавку и с таким же успехом продолжали развиваться, осваивать науки хотя бы до периода отрочества, то и впрямь бы стали образом и подобием божьим…

А основной источник информации младенца – зрение и слух. Это коль не верить в астрологию, мистику, метафизику и прочие «лженауки», не учитывать генетическую предрасположенность, роковую предопределенность и следовать строгим правилам железобетонных законов эволюции. Нас ведь со школы учат: мир развивается от малого к большому, от простого к сложному. Он же, этот мир, имеет противоположную структуру и обратную природу, по крайней мере, уникальные способности детей это неопровержимо доказывают, заставляя нас изумленно возмущаться, когда наш отпрыск, освоивший родную речь за два года, потом одиннадцать школьных лет зубрит английский или французский и никак не может вызубрить.

И так, благодаря зрению и слуху в первую очередь, взаимосвязанным с ними, обонянию, осязанию и маловразумительному чувству интуиции, младенец с легкостью перевоплощается из биологического существа в человека, в личность, то есть, обретает лицо, образ. Когда же происходит это чудо, мы начинаем печься о его образовании, совершенно не внимая тому, что оно уже свершилось помимо нашей воли и посредством Дара Речи, слова, языка, который и является главным образовательным инструментом.

Тут впервые наше дитя и утрачивает этот Дар в прямом смысле. Если до взрослого вмешательства слово для него имело звучание, вкус, запах, цвет и целый круг ассоциативных представлений, то теперь мы пытаемся убедить ребенка (и себя по определению), что оно, слово, имеет корень, суффикс и окончание. Ну еще предлог или приставку. Понятие «корня» как-то еще укладывается в неискушенном сознании, ибо приближено к триединой природе вещей в мире, а вот суффиксы, префиксы, аффиксы раз и навсегда выбивают ребенка из божественного лона понимания и звучания Речи. Слово напрочь теряет не только смысл, но прежде всего свою, открытую детским сознанием и осмысленную чувствами, магическую суть. В слове «радуга», к примеру, он видел солнечную дугу, разложенную на семь цветов и интуитивно восходил к представлению о спектре белого света, о его скрытой, таинственной цветистости, Он был на прямом пути к пониманию сложнейших законов природоустройства, физики, химии, оптики атмосферы, но мы его «образовали», внушив, что «рад» всего лишь неведомо что означающий корень этого слова, «уг» суффикс, что-то вроде строительной конструкции-подпорки, ну, а «а» - окончание, названное так потому, что на этом звуке оканчивается слово. А если вспомнить всю лингвистическую терминологию, то слово будет растерто, размазано до неузнаваемости. Зато теперь у нашего чада есть занятие – учиться в школе, и потом еще лет пять в университете, чтобы обрести представление о природе радуги и дисперсии света…

И можно спать почти спокойно - до мужалых лет ребенок занят, пристроен, легко управляем и нравственно полностью от нас зависим. А то что с ним делать, пока великовозрастная детина не обучится и не образумится, не уподобится нашим нравам и взглядам?

Наше, по крайней мере, европейское образование, впрочем, как и наука, выполняют скрытую, но основную цель – подавить божественную природу в человеке. Должно быть, в свое время это отлично понимал М. В. Ломоносов, когда продвинутые немецкие лингвисты пластали живую плоть русского языка, превращая его в безликую, студнеобразную серую массу, в которой можно было легко утопить истинные, природные понятия, значения и смыслы. Иначе было не насадить технологичности европейского мышления.