Максим Кронгауз - Русский язык на грани нервного срыва. 3D

Ситуация странная, почти парадоксальная (если забыть на время о табуированности и прочих запретах): для одного из самых важных действий в жизни человека в нашем литературном языке фактически нет нормального (то есть стилистически нейтрального и при этом не профессионального) обозначения. И наоборот, существует множество жаргонных и сленговых слов, которые крайне выразительны и естественны в разговоре “про это”. Вместо списка примеров в качестве подтверждения и поддержки приведем короткий текст С. Довлатова (“Записные книжки. Соло на ундервуде”):

Прогуливались как-то раз Шклярииский с Дворкиным. Беседовали на всевозможные темы. В том числе и о женщинах. Шкляринский в романтическом духе. А Дворкин – с характерной прямотой. Шкляринский не выдержал:

– Что это ты? Все – трахал да трахал! разве нельзя выразиться более прилично?!

– Как?

– Допустим: “Он с ней был”. Или: “Они сошлись” ..

Прогуливаются дальше. Беседуют. Шкляринский спрашивает:

– Кстати, что за отношения у тебя с Ларисой М.?

– Я с ней был, – ответил Дворкин.

– В смысле – трахал?! – переспросил Шкляринский.

Количество “нелитературных” глаголов действительно необычайно велико. Если отбирать по словарям жаргона, сленга, бранной лексики и т. д., оно исчисляется несколькими сотнями (воистину “велик и могуч”…).

Что же могут сказать нам эти слова о нас же самих, думающих или говорящих о любви, точнее, о ее акте? Что свидетельствует язык о духе народа в данной ограниченной области? Исследование глаголов с совпадающими или очень близкими значениями позволяет воссоздать соответствующий фрагмент русской картины мира, или, иначе говоря, – любовь по-русски.

Насторожить исследователя должно уже само количество глаголов-синонимов и вовлеченность разнообразнейших языковых средств. Лингвистам хорошо известно, что разнообразие средств выражения с большой вероятностью означает, что речь идет о чем-то неприятном и нехорошем. Вообще, в любом языке имеется много возможностей сказать о чем-то плохо и мало способов сказать хорошо (см. эпиграф).

Впрочем, и сами эти глаголы, и их языковое поведение более чем красноречивы.

Прежде всего – что это за глаголы? Их можно разделить на две группы: существующие только вне литературного языка и те, что есть также и в литературном языке, но только с другими значениями. Например, какое-нибудь харить или заимствованное из английского (как будто своего мало) факать безусловно относятся к первой группе. А вот налить или перепихнуться можно найти даже в “приличных” словарях, но… не с тем значением. Первые – это, скажем, исконные глаголы любви. У них могут быть и другие значения, но они вторичны. Для второй же группы, наоборот, вторичными являются как раз табуированные значения любви, а главные вполне приличны и весьма разнообразны.

Напротив, вторичные значения исконных глаголов любви довольно однообразны – обязательно какая-нибудь гадость и безобразие. Типа надоесть, быть совершенно неинтересным, ударить, избить, украсть и т. п. Это легко продемонстрировать на примере матерного, так сказать, базового глагола. Вспомним каламбуры и анекдоты, построенные на столкновении разных значений этого слова. Например, старый советский анекдот о зайце, объясняющем возмущенному волку свое неучастие в общезверином субботнике тем, что у него “половой акт”. Когда же в очередной раз волк обращается к зайцу, вновь получает стандартный ответ и поражается продолжительности действия, заяц объясняет по-простому: “… он этот субботник”.

Каковы, говоря научным языком, механизмы смехопорождения в этом случае? Да обычный каламбур. Заяц использует матерный глагол в его вторичном и гораздо более часто встречающемся значении, то есть сообщает, что ему глубоко безразличен субботник (можно было бы сказать: плевал я на ваш субботник ). Эффект усиливается тем, что первоначально использованное зайцем выражение половой акт, в отличие от соответствующего глагола, не имеет этого вторичного значения, так что реакция волка, в том числе его возмущение, вполне оправданна.

Эта особенность не является спецификой русского языка. Достаточно подсчитать, сколько раз и в каких значениях говорят слово fuck герои какого-нибудь американского боевика, чтобы убедиться в интернациональности данного явления.

Иначе говоря, слова, предназначенные для выражения акта любви, очень легко приобретают всякие неприятные вторичные значения и очень часто относятся к так называемой бранной лексике.