Нина Хрящева - Теория литературы. История русского и зарубежного литературоведения. Хрестоматия

Мне бы хотелось с помощью сравнения представить для нас осязательнее то явление, какое нравственный и умственный быт оказывают на художественное произведение. Пускаясь из какой-нибудь южной страны по направлению к северу, вы замечаете, что, по мере того как вступаете в известный пояс, начинается особого рода культура и особого рода растительность, сперва алоэ и померанцевое дерево, несколько далее маслина и виноград, затем дуб и овес, далее ель и, наконец, мхи и лишайники. Каждый пояс имеет свою культуру и свою собственную растительность; и та и другая начинаются с началом пояса и оканчиваются его пределами; и та и другая связаны с ним неразрывно <���…> Следовательно, что же такое самый пояс, если не своего рода температура, т. е. известное состояние теплоты и влажности, – короче определенное число преобладающих обстоятельств, подобных в своем роде тому, что мы назвали недавно общим состоянием нравов и общего развития…

Подобно тому как изучают физическую температуру, чтобы объяснить себе появление того или иного рода растений <���…> точно так же необходимо изучить температуру нравственную, чтобы понять появление различных родов искусства: языческую скульптуру или реалистическую живопись, мистическую архитектуру или классическую (11) словесность <���…> Произведения человеческого ума, как и произведения живой природы, объясняются лишь своими средами (12).

<���…> Новый метод, которому я стараюсь следовать и который начинает входить во все нравственные науки, заключается в том, чтобы смотреть на человеческие произведения, и в частности на произведения художественные, как на факты и явления, характерные черты которых должны обозначить и отыскать причины, и – более ничего. <���…>

Что такое искусство и в чем заключается сущность его? Вместо того чтобы навязывать вам какую-нибудь формулу, я постараюсь представить вам факты. А здесь, как и в других случаях, есть факты положительные, доступные наблюдению – я разумею художественные произведения, размещенные по семействам в музеях и библиотеках, подобно растениям в гербарии и животным в музее (13). <���…>

С этой целью из числа пяти великих искусств: поэзии, скульптуры, живописи, архитектуры и музыки – оставим пока два последних… Все они имеют <���…> один общий характер – все они более или менее искусства подражательные (14).

Наконец <���…> если бы было справедливо, что точное подражание составляет высшую цель искусства, то <���…> что было бы лучшей трагедией, лучшей комедией, лучшей драмой? Стенографированные процессы в уголовной палате – там ведь воспроизведены решительно все слова (19).

<���…> Дело заключается в воспроизведении совокупности тех отношений, посредством которых связаны части предмета, – и только. Вы должны передать не простую внешность тела, а его, так сказать, логику (20).

<���…> Достаточно ли этого и неужели художественные создания ограничиваются только воспроизведением отношений между частями предмета? Вовсе нет, потому что величайшие школы именно те и есть, которые всего более изменяют действительные отношения.

Обратите, например, внимание на итальянскую школу в ее величайшем художнике Микеланджело и <���…> припомните лучшее из его произведений: четыре мраморные статуи, поставленные во Флоренции над гробницей Медичи <���…> Конечно <���…> у этих спящих и пробуждающихся женщин пропорциональность частей вовсе не такова, как у действительных личностей (21). <���…> Ни один действительный мужчина и ни одна действительная женщина отнюдь никогда не походили на негодующих героев, на колоссальных отчаивающихся дев, которых великий человек выставил в погребальной капелле. Эти типы Микеланджело открыл в собственном своем гении и в собственном своем сердце. Чтобы создать их, нужна была душа отшельника, созерцателя, правдолюбца, душа пылкая и благородная, затерявшаяся посреди изнеженных и развращенных душ, посреди измен и гнета, перед неотвратимым торжеством тирании и несправедливости, под развалинами свободы и отечества; самому художнику надлежало стоять под угрозой смерти, чувствовать, что если дарована жизнь, то лишь из милости, да и то, пожалуй, ненадолго, быть неспособным гнуться и подчиняться, а, напротив, отдаться всецело искусству, которое одно еще, посреди рабского молчания, давало возможность высказаться его великому сердцу и его отчаянию. Он написал на пьедестале своей спящей статуи: «Сладко спать, а еще слаще окаменеть в час бедствий и позора. Не видеть ничего, не чувствовать – вот мое блаженство; так не буди же меня. Ах, говори тише!» Вот чувство, открывшее ему подобные формы. Чтобы выразить его, он нарушил обыкновенные размеры, удлинил туловище и члены, свернул торс на бедре, глубоко прорыл глазные впадины, избороздил лоб морщинами, подобно сжатым бровям льва, поднял на плече целую гору мускулов, выдвинул на хребте сухие жилы и так крепко сомкнутые позвонки, что они похожи на туго натянутую железную цепь, готовую лопнуть (22).