Светлана Кузьмина - История русской литературы ХХ в. Поэзия Серебряного века - учебное пособие

Космическая тема решалась у Соловьева нетрадиционно. Беря за основу платоновский миф об эротическом восхождении, философ-поэт в трактате «Смысл любви» (1884) доказывал, что совершенная любовь восстанавливает целостность человека и мира и способна даровать бессмертие.

«Философия всеединства», суть которой состоит в идее, что истина есть сущее всеединое, носит не только философский, но и мифопоэтический характер. Ее главная мысль заключалась в необходимости достижения «истинного всеединства», в котором «единое существует не за счет всех или в ущерб им, а в пользу всех». Отрицая вослед за славянофилами западную философию как отвлеченную рассудочность, Соловьев противопоставляет ей интуитивное, образно-символическое постижение мира, укорененное в религиозных, нравственных и эстетических чувствах личности. Философом-поэтом была предопределена цель русского символизма (достигаемая в любой форме – поэтической, публицистической, философско-религиозной, поведенческой, политической) – не познание, а преобразование мира, не жизнесозерцание или жизнеописание, а «жизнестроение», не приспособление личности к существующему миру, несовершенному и обыденному, но «преосуществление» и созидание реальности – в соответствии с предельными идеалами Божественной Истины, Добра и Красоты. «Метафизика всеединства» Соловьева, а также его поэтическое творчество послужили импульсом развития русского символизма. Но сам Соловьев критически относился к первым символистским опытам представителей новой поэзии, писал пародии на декадентов и брюсовские сборники «Русские символисты».

В философской лирике Соловьева важную роль играют темы двоемирия, поэтика намеков и недосказанностей, отсылки к вечным образам и темам:

Поэтика Соловьева – поэтика символов, той таинственной недосказанности, за которой скрывается тайна и глубина совершенной и одухотворенной жизни, божественное соприсутствие: «Новое что-то вдали начинается / Вместо погибшей весны»; «…Перед неведомым склоняются колени»; «…Что-то совершается, но – не здесь, не там»; «Ангел иль демон мне в сердце стучится, / Форму принять мое чувство боится» [17], – позволяла открыть многоплановость бытия, мистическую глубину жизни и личности. Соловьеву важно передать чувство соприсутствия в мире Бога и Софии. Он создает ряд образов – космических символов, которые призваны подчеркнуть полярность материального и духовного. Поэт наделяется властью выявлять «невидимое», «непостижное уму».

В стихотворении «Зачем слова? В безбрежности лазурной…» земное трактуется как «сон», который необходимо «отряхнуть», чтобы увидеть нетленную Красоту и вечную Истину:

Поэма «Три свидания» (1899) и так называемый «Софийный цикл» открывают в русской поэзии тему Вечной Женственности, Подруги Вечной, мистическая любовь к которой дарует запредельное знание о мире и его законах. Соловьев, развивая идею Софии, определил многие искания Д. Мережковского, А. Блока и А. Белого, в творчестве которых присутствует идеал Вечной Женственности. Соловьев предвосхитил «дух» символизма, его надежды на обновление мира:

Продолжая традиции Ф. Тютчева, А. Фета и А. К. Толстого, Соловьев ввел в русскую поэзию не свойственную ей ранее мистико-философскую и исповедально-интимную ноту, открыл возможности специфически символистской образности, которая позволяла охватить земное и небесное, личное и надличное, мгновение и вечность. Строфа из стихотворения Соловьева «Бедный друг! Истомил тебя путь.»..» воспринималась современниками-поэтами как программная:

В поэме «Три свидания» поэт описывает свои мистические встречи с Вечной Подругой. Они, по признанию автора, произошли в Москве в 1862 г. за воскресной обедней, когда ему было всего девять лет; в Британском музее осенью 1875 г., когда Соловьев был уже магистром философии и доцентом Московского университета; в пустыне возле Каира в начале 1876 г. Чтобы скрыть всю серьезность этих мистических и в то же время реальных судьбоносных встреч, поэт прибегает к шутливому тону и использует прием самоиронии, которые исчезают, когда говорится о внутреннем просветлении, возможности духовного «прорыва» и «прозрения»: