Федор Капица - Русский детский фольклор - учебное пособие

Степень адаптации христианского материала определяется как стилевыми особенностями отдельных жанров, так и условиями его бытования. Отметим специфику восприятия христианских мотивов и образов в сказке. Ориентируясь на заведомую нереальность происходящего, структура сказки обусловливала большую долю вымысла, тогда как христианские тексты предполагали восприятие описываемого как реально произошедшего. Поэтому в сказку вошли лишь отдельные элементы или образы (святого Николая, Параскевы Пятницы, Бога, черта).

Христианские сюжеты гораздо обильнее представлены в жанрах «несказочной» прозы – устных рассказах, фабулатах и меморатах.

Небольшие жанры оказывались более подвижными. Так, в загадках, широко распространенных среди детей, обнаруживается четко вычленяемый план, связанный с православием:

Загадка является слегка искаженным воспроизведением фрагмента духовного стиха, посвященного Пресвятой Богородице:

В загадке отразился реальный процесс – подъем по лестнице на крышу церкви и удар в колокол:

Особенно интересна рецепция христианства в детских играх. В архиве О.И. Капицы находятся записи игр «Бог и черт», «Ангел и враг», позволяющие проследить особенности реминисценции христианских традиций.

В первой игре дети садятся в ряд, один из них изображает Бога, он подходит к сидящим и спрашивает:

Рядом с Богом ходит другой играющий – черт. Он все время старается помешать Богу: рассмешить отвечающего на вопросы. Если это ему не удается, то спрашиваемый переходит на сторону Бога, если же он рассмеется, то его берет черт. После допроса черт превращает всех доставшихся ему игроков в собак и натравливает их на «детей Бога». Между ними происходит борьба, победитель становится новым «богом» [300].

Схема другой игры – «Ангел и враг» более проста. В ней участвуют двое – ангел и враг (черт). Между ними происходит следующий разговор:

Вопросы продолжаются до тех пор, пока враг продолжает на них отвечать. Если враг не ответит, то он садится и вместо него в игру вступает следующий участник [301].

Показательно, что сюжеты и тексты этих игр восходят не к каноническим текстам Священного писания, а к апокрифическим сказаниям, возникшим на основе их трансформации в народном сознании. Так, они не только близки, но и местами совпадают с статьями из древнерусского рукописного сборника «Луцидариус» («Златой бисер»), который написан в форме катехизиса, т. е. беседы учителя с учеником.

Подобные сюжеты широко представлены в духовных стихах, причем и там обычно сохраняется диалогическая форма [302]. Аналогичное явление отметил А.Н. Веселовский применительно к устным рассказам на темы апокрифов [303]. Проникновение подобных текстов в детскую среду представляется естественным, потому что они часто использовались в качестве учебного материала [304]. Сама форма диалога, трансформировавшаяся в легко разыгрываемую и запоминаемую игру, облегчала их переход к детям. Понятно, что при этом произошло вторичное переосмысление, хотя сам диалог не изменил своей структуры и воспроизведен достаточно последовательно. Подобные игры распространены практически у всех славянских народов.

Косвенным свидетельством популярности подобных игр является помещение в Прологе под 25 мая специального рассказа о наказании детей, которые попытались играть в литургию. «Выбрали они большой камень, положили на нем хлеб, поставиша в чаше воду и нача читати, пети и совершати все по Церковному обычаю». Один из ребят стал изображать священника, двое других – дьякона и певцов.

Когда они захотели взять с камня хлеб, чтобы «причаститься», с неба упал огонь и сжег хлеб и камень. Дети же «в ужасе попадоша на землю и лежаша без всякаго движения». После того на этом месте был отслужен молебен, и затем построена церковь. О широте распространения подобных текстов свидетельствуют разнообразные записи. Аналогичный рассказ записан в Италии, только там речь шла не о литургии, а о явлении детям Пресвятой Богородицы.