Виктор Петелин - Мой XX век - счастье быть самим собой

Мы не можем согласиться также и сВашей трактовкой личности М.В. Нестерова, крайне суженной и тенденциозной. Весьма подробно описываются Вами поиски художником образоврусских святых и старцев, под предлогом размышленийхудожника явно преувеличивается роль в отечественной истории преподобного Сергия Радонежского. Как известно, подобные попытки пересмотра исторических фигур и в частности Сергия Радонежскогосовсем недавно подвергались серьезной критике в партийной печати.

Практически неосуществленным осталось и следующее, очень важное требование редакции: «Шаляпин вне сцены выглядит не очень значительной личностью. Хотелось бы, чтобы Вы поработали и в этом направлении, потому что Шаляпин-человек не может быть примитивнее Шаляпина-артиста. Второй немыслим без первого». Как ни горько это признавать, Шаляпин-человек и сейчас выглядит личностью примитивной, порою пошлой. В одной из рецензий Вам указывалось на недопустимость таких приемов, как навязывание великим людям суждений, невозможных в их устах. Вы же в кавычках, от первого лица, как бы воплощая мысли самого Федора Ивановича, заставляете героя высказывать не только не свойственные ему, но противоположные его взглядам мысли: «Как переживал я в первые минуты после ссоры, думал, никогда не приду в себя от поразившего меня шока... Никому нельзя наступать на мозоль, даже женщинам, с которыми спишь...» У самого Шаляпина речь шла о первой его любви, оскорбленной вторжением в нее пошлости.

Заключая в кавычки речи, невозможные для своих героев, Вы в то же время часто пренебрегаете необходимыми порой ссылками на источник, о чем Вам указывалось и в письме редакции, и в рецензиях. Здесь дело иногда доходит до прямого нарушения этических норм писателя-документалиста. Так, использовав воспоминания художника И. Бондаренко о работе Шаляпина и Серова над образом Олоферна, Вы не сочли даже необходимым упомянуть мемуариста в числе действующих в эпизоде лиц. Позаимствовав из воспоминаний Ю. Юрьева эпизод о том, как он учил Шаляпина держать руки на сцене, Вы отдали приоритет в этой науке Мамонту Дальскому.

Вообще приходится отмечать несколько странную свободу обращения с источниками. В повествовании они нередко вступают в противоречие друг с другом, создают повторы, вносят разностилье. Кроме того, в качестве основного источника Вы используете мемуары, написанные людьми чрезвычайно одаренными, что обусловило принципиально особый литературный характер этих работ. Книги Ф.И. Шаляпина «Страницы моей жизни» и «Маска и душа», отдельные его письма, воспоминания К.Д. Коровина принадлежат к разряду художественной литературы, ибо в них на первый план выступает не факт, а образ. Не учитывая этого обстоятельства, Вы нередко с прямого цитирования (без кавычек) переходите на пересказ, и это всегда приводит к неизбежным потерям и в передаче живого факта, и, главное, в характере повествователя и других действующих лиц.

Как уже говорилось, в новом варианте «Восхождения» обнаруживаются следы стилистической правки. Однако в целом язык повествования оставляет желать много лучшего. Наязыкрукописи обращали Ваше внимание и редактор, и все рецензенты, но он и сейчас изобилует канцелярскими оборотами, словами-сорняками, стилистическими штампами, повторами. Таким образом, приходится делать вывод, что в настоящем виде Ваше произведение снова нуждается в серьезной доработке.

Рукопись возвращаем. Срок представления переработанного варианта – 1 сентября 1984 года.

Директор издательства М. Борисов.

Зав. редакцией художественной литературы Л. Сурова.

Ст. редактор М. Холмогоров».

(Выделено в тексте письма. – В. П.)

Сдал я рукопись в положенный срок, снова рукопись послали на рецензию, и снова недоброжелателю. И вот еще одно письмо и ответ издательства.

Директору издательства «Московский рабочий» тов. Борисову М.А.

«Уважаемый Михаил Алексеевич!

29 июня 1984 года я вручил заместителю главного редактора С.А. Грамзину свою рукопись «Восхождение» для ее рассмотрения и издания в текущем году, как было условленно (рукопись стояла в плане выпуска 1983 года).

Через три дня положение дел было обсуждено в кабинете главного редактора издательства тов. Евдокимова Д.В. и принято решение отдать книгу на редактирование Воздвиженской Э.П., редактору журнала «Москва», где большая часть рукописи была опубликована. Об этом решении Воздвиженская была тут же поставлена в известность заместителем главного редактора Грамзиным С.А. Однако через несколько дней решение главной редакции было отменено, потому что заведующая редакцией художественной литературы тов. Сурова Л.А. не согласилась с ним.