Виктор Петелин - Мой XX век - счастье быть самим собой

Таким образом, мир взрослых существует изолированно от мира подростков. Они, эти различные поколения людей, не в состоянии понять друг друга, настолько противоположны их интересы, подход к одним и тем же явлениям жизни. Их интересы нигде не соприкасаются.

В. Каверин прав только, пожалуй, в одном: десятиклассники – это действительно «целый мир, такой же сложный и запутанный, как мир взрослых, да еще находящийся в состоянии неустойчивого равновесия». Видимо, таков был и замысел повести – показать этот мир во всей сложности и запутанности. Но этого не получилось. На редкость односторонне, однобоко представлены в повести как ученики, так и учителя.

Особенно карикатурным выглядит во всей рассказанной здесь истории Андрей Данилович Соловьев. В роли же главного судьи, следователя и обвинителя выступает Костя Древин.

Каков же его моральный и нравственный уровень? Может ли он выступать в навязанной ему автором роли? Нет ли здесь противоречия между этой ролью и сущностью его личности? Думается, Костя Древин – не тот человек, за которого автор выдает его. Герой предстает читателю завистливым, мелким, расчетливым. Он не хочет врать перед самим собой, вранье без определенной цели он отвергает. Другое дело – вранье с целью. Все врут: «Говорят, есть какой-то «детектор лжи». Если пристроить его в наш класс, машинка работала бы бесперебойно. Даже Андрей Данилович, который очень любит говорить об искренности, тоже задал бы ей работенку». Костя Древин во всем видит вранье, ложь, неискренность: «...у нас комсомольская работа завалилась давно, потому что она нужна главным образом директору и еще кое-кому для карьеры... Мне, между прочим, неприятно, когда Пелевин (лучший ученик класса. – В. П.) с восторгом говорит об Олеге Кошевом, или Рогальская, у которой выщипаны бровки, лепечет, что ее любимая героиня – Любовь Шевцова... Считается, например, что мы не знаем жизнь, а мы знаем ее и научились ей, между прочим, в школе. Мы знаем, что не надо говорить и что надо и чем можно воспользоваться, а чем нельзя. Если бы старый большевик заглянул, например, нашему Пелевину в душу, он в два счета загнул бы копыта. Если в жизни придется хитрить и ловчить – мы что, этого не умеем? Нам даже приходится изворачиваться, чтобы они, то есть взрослые, думали, что мы ничего не понимаем и не замечаем». Костя Древин ни во что и никому не верит, все подвергает ироническому осмеянию: нравственные и моральные законы нашего общества, школу, семью, товарищей. Он ни с кем не дружит, он все отрицает.

В повести отношение к школьной программе излагает все тот же Костя Древин: литературой вообще не нужно заниматься, «девяносто процентов литературы – чтение, и для чтения программа вообще не нужна и практически не существует. В школе мы читаем «Что делать?», а дома – «Звезды смотрят вниз», где как раз написано, что делать, например, с бабами и вообще, как надо в жизни добиваться успеха... Из школьных предметов надо оставить только те, которыми невозможно заниматься дома, а из литературы – книги, которые могут пригодиться и жизни с исторической точки зрения».

Человек бессилен что-либо изменить, тем более свою собственную природу. Корыстолюбие, злоба, ненависть, полнейшее отсутствие идеалов, мечтаний, стремлений, подсиживание друг друга, наушничанье – вот черты персонажей «Школьного спектакля» В. Каверина. Очевидно, идея повести возникла как результат нарочитого, раздраженного отношения писателя к тем или иным явлениям жизни. При таком отношении художник начинает подыскивать факты, явления, события, которые бы подтверждали законность его идеи. Он коверкает реальную действительность, многое преувеличивает, выдавая исключительное за типическое. Коверкая жизнь и понимая это, художник боится, что ему не поверят и тот случай, который он описывает, не примут за что-то органическое, типическое, характерное, и поэтому он и каждому или почти каждому действующему лицу привешивает ярлык, который уже не снимается до конца произведения. Здесь мы все время чувствуем присутствие автора, все время чувствуем его холодный расчет и постоянное подчеркивание своих намерений. Утверждение такой тенденции приводит писателя к разрыву с жизненной правдой, так как влечет за собой преувеличения, замалчивания, неточности.

Надо ли закрывать глаза на то, что подобный художнический опыт показался привлекательным для некоторой части молодых писателей? Возьмем, к примеру, рассказ А. Кургатникова «На факультете». Прочитаешь такое – и невольно вспомнишь гоголевского Собакевича, по мнению которого порядочных людей на свете нет. Диву даешься, как могло «уместиться» в небольшом рассказике столько непорядочных людей. И откуда такая злоба и ненависть к людям? Ни одного настоящего человека, одни сплошные уродливые маски. Отвратительная Камилла Анатольевна, «ненавистная» Моханова, «тихая, милая и неизбывно скучная» Людочка, равнодушный к делам кафедры Олег Алексеевич Бухвалов, нахальный, бездарный студент Сорокин – вот действующие лица этого рассказа.