К сожалению, вступая на вербальный путь познания, мы вынуждены часто сначала усваивать имена в надежде на то, что через них мы сможем выйти на мыслительные образы, которые к ним привязаны и которыми нам следует овладеть. На самом деле мы усваиваем с помощью имен не мыслительные объекты, а другие имена.Новые, незнакомые слова и термины мы объясняем с помощью уже известных, знакомых слов. Мы тем самым уподобляем неизвестное известному, новое старому. Следствием такого уравнивания является непрочность знания, его размытость. Объяснение – это превращение точки в отрезок. Это своеобразное развертывание понятия. Часто такое объяснение-развертывание осуществляется с помощью бледных словесных штампов. Такой способ объяснения не приводит к раскрытию понятия, а наоборот, растворяет его в пустоте слов.
Любое пояснение – это анализ, т. е. разложение целого на части. Результатом движения от термина к объясняющим его конструкциям является нецелостное, разрозненное знание, поскольку объясняющие конструкции состоят из слов и терминов, которые, в свою очередь, также являются в большей или меньшей степени неопределенными терминами или точками пересечения иных знаний. Потенциальное знание (усвоенная информация, готовая к применению) перейдет в действительное знание только при условии обращения мыслящего субъекта к процедурам синтеза.
Дедуктивное, аналитическое отношение 'терминологическое слово – описательная конструкция' противопоставлено индуктивному, синтетическому отношению 'описательная конструкция – терминологическое слово'. Здесь следует отметить, что синтетический подход в дидактическом плане – это уход от множества объяснений и возвращение к исходному пункту, т. е. к объясняемому, толкуемому термину. Возвращение от частей к целому, объяснительное по характеру, всегда привносит нечто в осознание, понимание целого. По-видимому, таким путем и наращивается знание, символизируемое терминологическим словом. Вероятно, в этом синтезировании смыслов и проявляется творческая сила языка – язык не только повторяет известное знание, но и выводит мыслящего субъекта на открытие новых качеств и свойств исследуемого объекта.
Можно сделать вывод: чем больше определений термина, тем больше его контенсиональный потенциал, при условии что эти определения являются синонимическими, конгруэнтными (согласующимися друг с другом), а не взаимоисключающимися. Если объяснения термина не взаимоподтверждаются и не дополняют друг друга, а вступают в противоречие, термин начинает разрушаться. Он становится полисемичным. Многозначность термина – признак его старения, т. е. формирования антизнания.Это «раковая опухоль» в теле первичного знания.
Размывание однозначности термина ведет к трудностям экспликации знания. Сначала новое знание, облаченное в одежды старого термина, не вычитывается совсем или вычитывается частично, т. е. подменяется знанием узуального, привычного термина. Наоборот, старое знание, одетое в оболочку нового термина, вряд ли помолодеет от этого. Оно скорее будет узнаваемо и вследствие этого сводимо к своему привычному, прежнему термину.
Многие объяснения, как было сказано, строятся по логике упрощения – от сложного, непонятного – к простому, понятному. Однако гиперболизация этого принципа толкования может воспрепятствовать формированию нового знания. При этом всегда присутствует опасность ослабления семиотического отношения объясняемого слова (или термина) к его прототипу, или мыслительному первообразу, в силу его знаковой, «заместительной» функции, потому что определение дается не предмету, а символу.
Следует также указать на возможную интерференцию знаний в процессе их вербальной репрезентации. Негативное влияние одного понятия на другое происходит потому, что объяснение одного понятия посредством другого приводит к частичному или полному замещению объясняемого понятия объясняющим понятием, ср.:
А (а1, а2, а3) → Б (61, 62, 63) = Б (а1, 62, 63) или А (а1, а2, а3).
Результируемое (= Б) это и есть частичное или полное А. Данная формула помогает понять характер апперцептивного воздействия языка на обозначаемую мысль. Ясно, что при полной апперцепции (при воздействии А на Б, Б целиком подменяется А) не происходит познания с помощью языка, т. е. нет прорыва в концептуальное сознание и мышление. Только в случае селективного и интегративного взаимодействия А (языка) и Б (мысли) (= Б (а1, б2, б3)), можно говорить о языкосознании в действии, т. е. о речемышлении.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу