Разумеется, если в произведении заложен только один конфликт, оно выйдет бедноватым и скучноватым. Это отнюдь не жесткое правило – просто нужен гений Шекспира, чтобы повесть о Ромео и Джульетте, где долг повелевает ненавидеть, а сердце – любить, приобрела космический размах.
Но Шекспир – явление уникальное, и потому у нас, писателей более скромных талантов, конфликты растут как грибы после дождя.
Взять хотя бы производственный роман про инженера, директора и шпиндель: битва за шпиндель была отмазкой для советского цензора-издателя, а для читателя вводился любовный треугольник (инженер, его супруга и соблазнительная девица-сверлильщица); еще – конфликт совести (шпиндель сорвался, у сверлильщицы – синяк под глазом, а инженер переживает); еще – конфликт поколений: папа инженера, старый работяга, не верит всяким новомодным шпинделям и вертихвосткам-сверлильщицам.
Впрочем, как я уже говорил, был бы сюжет, а конфликты появятся. Есть, однако, исключительный случай, где с конфликтами очень непросто, – утопия, то есть роман о счастливом будущем. Многие читатели (не только те, кто любит фантастику) хотели бы знать, что век грядущий нам готовит – даже не век, а целое тысячелетие. При этом они надеются, что социальный и научный прогресс одарят наших потомков благосостоянием, равенством, свободой и, разумеется, вечным миром, поэтому утопии популярны.
Однако утопических произведений меньше, чем антиутопий (то есть романов о мрачном, иногда ужасающем будущем), и утопии не столь ярки и оригинальны, как антиутопии. Почему? По той причине, что область возможных конфликтов резко сужается. В самом деле, конфликты прошлого и настоящего проистекают из несовершенства общества и человеческой природы, из разделения людей по социальным, расовым, религиозным признакам. Но в счастливом мире будущего человечество едино и благополучно, в нем нет войн, нет завистливых, властолюбивых, жадных, нет преступников и религиозных фанатиков, нет, в сущности, противостояния между человеком и Природой, между Добром и Злом. Остаются только два конфликта: внешний интеллектуальный и извечный любовный, а этого маловато для занимательного произведения.
Конец XIX – начало XX века, время социальных потрясений, когда тяга к стабильности особенно велика, можно считать расцветом утопического жанра, подарившего нам «Вести ниоткуда» Уильяма Морриса, романы Герберта Уэльса «Люди как боги», Вивиана Итина «Страна Гонгури», Александра Богданова «Красная звезда» и «Инженер Мэнни».
Затем тему продолжили советские, польские, чешские фантасты (Ян Вайсс «В стране наших внуков», Гуревич «Мы – из Солнечной системы», Мартынов «Гость из бездны» и другие), но прежде всего нужно упомянуть три утопии, созданные авторами самого крупного калибра: Ефремов «Туманность Андромеды», Стругацкие «Полдень, XXII век» и Станислав Лем «Магелланово облако». Все они базируются на внешнем интеллектуальном конфликте между бесконечностью Мироздания с ее загадками и тайнами и ограниченностью человеческих возможностей в данный момент.
Но заметно, что ефремовская антиутопия «Час Быка» ярче и интереснее «Туманности Андромеды», и то же самое можно сказать о Стругацких, сравнивая «Полдень, XXII век» с «Трудно быть богом» и «Обитаемым островом». Что до «Магелланова облака», то это отнюдь не лучший роман Лема. Данные примеры дают намек: для большинства сочинений годятся лишь конфликты, построенные на остром столкновении интересов и борьбе. Особенно если причиной борьбы является расследование некой тайны, связанной с преступным умыслом, интригами и прочими коллизиями того же сорта.
Гармония, как определяют данный термин словари, есть стройная согласованность частей, соразмерность деталей, слагающих единое целое. Попробуем применить это понятие к литературному произведению и зададимся вопросом: что значит его гармоничность? Любое произведение – сложная структура, состоящая из эпизодов, глав, иногда – из крупных частей и даже томов, но это чисто внешнее описание; внутренняя же суть касается идеи, сюжета, динамики, персонажей, языка, оригинальности в разрешении конфликтов и всего остального, что связано с содержанием рассказа, повести, романа или многотомной эпопеи.
Начнем с внешней стороны. Главы, основной элемент, слагающий крупное произведение, должны быть соразмерными, и то же самое можно сказать об эпизодах в рассказе. В дальнейшем я буду для определенности говорить о главах, объем которых обычно составляет 10–15 книжных страниц (20–30 тыс. зн.). Если произведение структурировано таким образом, то отклонения от среднего в размерах глав не должны превышать 30 %: самая короткая глава – 7 страниц, самая длинная – 20. Это примерные ориентиры, допускающие изменения: главы в 5–6 и 22–25 страниц хоть и будут выделяться в рассматриваемой структуре, однако их можно считать приемлемыми. Но если в главе 40–50 страниц, ее стоит либо сократить, либо разделить на две.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу