Нина Меднис: Поэтика и семиотика русской литературы

Чумаков Ю. Н. «Евгений Онегин» и русский стихотворный роман. Новосибирск: Изд-во НГПИ, 1983.

Хаев Е. С. Проблема фрагментарности сюжета «Евгения Онегина» // Болдинские чтения. Горький, 1982. С. 42.

Женетт Ж. Фигуры: В 2 т. М.: Изд-во им. Сабашниковых, 1998. Т. 1. С. 212.

Такой крайне нежелательный случай представляется, однако, теоретически вполне возможным потому, что «Евгений Онегин», по точному замечанию Ю. М. Лотмана, принадлежит к произведениям того типа, композиция которых строится «по принципу присоединения все новых и новых эпизодов» ( Лотман Ю. М. Своеобразие художественного построения «Евгения Онегина». С. 62).

Пушкин А. С. Полн. собр. соч.: В 10 т. М.: Наука, 1964. Т. V. С. 10. Далее ссылки на это издание с указанием тома и страницы приводятся в круглых скобках.

Хаев Е. С. Проблема фрагментарности сюжета «Евгения Онегина». С. 43.

Благодарю Н. А. Ермакову, обратившую внимание автора статьи на слово «пора». Ю. М. Лотман в комментарии к роману «Евгений Онегин» высказывает предположение, что Онегин, безмятежно проспав назначенный срок, с большим опозданием прибыл на место дуэли, где его давно уже ждали Ленский и Зарецкий ( Лотман Ю. М. Пушкин. СПб.: Искусство, 1995. C. 679). Только таким образом и можно объяснить стих 4-й XXIV строфы – «Уж солнце катится высоко», поскольку 14 января (согласно романному календарю Ю. М. Лотмана), в темное время года, такое решительно невозможно в седьмом часу , когда противники должны были выехать из дома. Именно поэтому применительно к Ленскому слово пора означает момент настоящего, а в случае с Онегиным – прошлого («…пора // Давно уж…»).

В пятой главе романа слово наконец , на сей раз не повторяясь в рассредоточенных в пространстве текста эпизодах, отмечает строфу, где звучит очередное эхо сна Татьяны (первое, предваряющее сон, возникает в XLI строфе третьей главы – «Блистая взорами, Евгений // Стоит подобно грозной тени»), обретающее выражение в немотивированно резком жесте, напряженной интонации и дробном ритме – «Вдруг двери настежь. Ленский входит // И с ним Онегин» (ср. со строфой XIX пятой главы). Кроме того, это же слово вводит проекцию финальной сцены сна, связанной с гибелью Ленского, поскольку в следующих строфах – XXX, XXXI и далее – содержится мотивация, а затем своего рода обоснование вызова на дуэль. К числу таких проекций принадлежит и эпизод, где Татьяна, пусть ненадолго, становится объектом всеобщего внимания: «Конечно, не один Евгений // Смятенье Тани видеть мог». В. В. Набоков совершенно справедливо усматривает сопряжение данной сцены со сном Татьяны, отмечая присутствие в ней одного из тех «ласточкиных хвостов», которые рассыпаны по всему роману. «Сказочные упыри и химерические чудовища из сна Татьяны, – пишет он, – это те же гости из дневной жизни, которые придут к ней на именины <���…>» (Набоков В. Комментарий к роману А. С. Пушкина «Евгений Онегин». СПб.: Искусство; СПБ.: Набоковский фонд, 1998. С. 407). В наши дни эта мысль стала почти хрестоматийной, но мы приводим ее, чтобы показать неслучайность появления слова наконец в XXIX строфе пятой главы. И в этой строфе, и в сне Татьяны данный эпизод следует за распахиванием двери и появлением Онегина перед взволнованной героиней, и слово наконец, усиливающее как ожидание, так и внезапность появления героя, кроме отсылки к финалу сна, указывает в пятой главе на завершение предыдущего описания и начало нового событийного витка.

Бахтин М. М. Проблема текста в лингвистике, филологии и других гуманитарных науках. Опыт философского анализа // Бахтин М. М . Эстетика словесного творчества. М., 1979. С. 292.

Барт Р. Удовольствие от текста // Барт Р . Избранные работы. Семиотика и поэтика. М., 1989. C. 515.

Лотман Ю. М. Смерть как проблема сюжета // Ю. М. Лотман и тартуско-московская семиотическая школа. М., 1994. С. 201.

Пятигорский А. М. Некоторые общие замечания относительно рассмотрения текста как разновидности сигнала // Структурно-типологические исследования. М., 1962. С. 145.

Лотман Ю. М. Смерть как проблема сюжета. С. 203.

Там же. Ю. М. Лотман говорит здесь о фрагменте как части целого, но следует помнить, что фрагмент может быть сознательно избранной формой, и в этом случае он уже сам становится целым.