Александр Пеньковский - Очерки по русской семантике

Ср.: «Он <���Гришка> и брал себе невесту не у нас в Москве, Он брал невесту в проклятой Литве / Что у славного у пана Юрья Юрьевича / Распрекрасную Маринку дочь Юрьевну» [ПСЯ 1958: 260].

Не случайно поэтому, что патронимическое имя в составе таких именований в фольклорных текстах почти никогда не сопровождается ключевым показателем сын, как это характерно для гетеронимических именований персонажей «своего» мира. Ср.: Илья Муромец Иванович // сын Иванович; Василий Казимирович // Василий Казимиров сын; Алешенька Попович // Поповский сын и т. п. Но Калин Калинович или Калин царь Калинович, а не Калин сын Калинович; Ворон Воронович, а не Ворон сын Воронович и т. п. Единичные исключения («Везвяк сын Везвякович» [Гильфердинг 1951: III, 294]), как всегда, лишь подтверждают общее правило. Более того, они могут рассматриваться в ряду свидетельств порчи первичного текста или его позднего происхождения. Ср. строки из явно вторичной «Гистории о киевском богатыре Михаиле сыне Даниловиче двенадцати лет» «идет из болшия орды царь Бахмет сын Тавруевич, а с ним идут богатыри три брата Братовича» [ЪЗП 1960 140]

Ср сказки, в которых действуют Яга Ягишна и две ее сестры Яги Ягишны, или Ягишны, ее дочери [Новиков 1974 166] Ср также сказку «Мороз и его сын Морозко»[РФО 1951 122]

Лишь в единичных случаях персонифицирующая функция парализуется, и таутоним превращается в ярко экспрессивное усилительное оценочно-характеризующее образование Ср «Вот кака беда пришла! Прямо сказать – беда-бедовна!> [Пеньковский 1960] Ср также свидетельствуемые различными источниками апеллятивные повторы беда-бедуха, беда ведущая, беда бедистая ‘сущая беда’) Ср.: аналогичное образование в литературном отражении «– Вот какая канитель! – говорю я и жду ее слов – Канитель, канитель, канителевна – Это уже онаю Я вслушиваюсью Тон важеню Оттенки голоса…» (О. Пощов. Банальный сюжет//Октябрь 1982 № 1 С 92)

Обнаруживающий себя здесь механизм припоминания забытого имени былинного персонажа при сохранении в памяти модели образования именования, в которое оно входит, действует и в ситуации творческого выбора имени героя вновь создаваемого художественного текста. Как писал В. В. Набоков, рассказывая о поисках имени для героя «Лолиты», которого после долгих колебаний он назвал Гумберт Гумберт. «Я закамуфлировал то, что могло бы уязвить кого-либо из живых И сам я перебрал немало псевдонимов , пока не придумал особенно подходящего мне В моих записях есть и “Отто Отто”, и “Месмер Месмер”, и “Герман Герман” но почему-то мне кажется, что мною выбранное имя всего лучше выражает требуемую гнусность» Интуитивное предпочтение, оказанное Набоковым имени Гумберт с его начальным заднеязычным [г], огубленным [у], комплексным губным [мг], конечным глухим [т] и оглушенным предшествующим [р] вполне подтверждается объективными закономерностями русской фонетической семантики. Это имя, действительно, наилучшим образом выражает «требуемую гнусность » Но «гнусность» имени , которую осознает и о которой говорит Набоков, подкрепляется и многократно усиливается « гнусностью » целостной модели , по которой строится включающее это имя именование , как и все другие опробованные и отвергнутые им варианты, о чем Набоков не только не говорит, но и, по-видимому, не догадывается Но ведь это та же самая, рассмотренная нами выше, таутонимическая модель именования «смешных страшилищ» русского былевого эпоса во главе с Батыгой Батыговичем – модель, всплывшая в сознании Набокова из глубин его русской культурной и языковой памяти, но только освобожденная от специфически русского словообразовательного – ович- элемента. Если бы «Лолиту» переводили на русский язык по переводческим нормам конца XVIII в. – со «склонением на русские нравы», то набоковский Гумберт Гумберт превратился бы в Гумберта Гумбертовича. Здесь можно было предполагать и воздействие сходной европейской антропонимической модели, представленной образованиями типа итальянского Ринальдо Риналъдини, но они не обладали семантикой русских таутонимов.

Ср.: Лука, Лукавый, Луканъка ‘черт, нечистая сила’. Ср. более поздний и вторичный вариант с гетеронимическим соответствием: «Яга Ягинишна, Авдотья Кузьминишна» [Зттин 1914: 9].