Жанна Долгополова - Чтобы мир знал и помнил. Сборник статей и рецензий

Из лагеря для перемещенных лиц можно было свободно выходить в город и бесплатно пользоваться городским транспортом. Желание Леви общаться с большим миром было таким же ненасытным, как голод. В Котовицах он встретил ксендза, говорившего только по-польски, но Леви перешел на «школьную латынь», и разговор завязался, ксендз даже начал переводить его окружающим. На вопрос Леви, каким образом он в польском пересказе превратился из итальянского еврея в политзаключенного, ксендз вежливо ответил, что так оно лучше звучит. В другой раз Леви с приятелем зашли в лавочку, сказали, что они итальянцы, на что хозяйка попросила их не врать, она-де знает, что итальянцы светлоглазыми не бывают, но когда Леви добавил, что их освободили из Аушвица, она поставила перед ними кружки, налила пива – про лагерь смерти она знала.

Однажды, вернувшись в лагерь, Леви застал необычайную картину: огромная толпа «перемещенных лиц» окружила гору порожних бочек, с вершины которой, размахивая револьвером, что-то кричал комендант. Из всех криков Леви разобрал два слова – «Одесса» и «репатриация». А револьвер и бочки? «Ну, это… чтобы подчеркнуть важность сообщения», – решил Леви. Но ни в Одессу, ни на Черное море итальянцы не попали. 1 июля 1945 года их загрузили в товарный состав и через Львов, Тернополь, Проскуров и Жмеринку со многими остановками и длительными стоянками повезли на север, в Белоруссию – Минск, Слуцк, Старые Дороги, потом обратно через Казятин, Жмеринку, Могилев и Бельцы на юго-запад, в Молдавию, через всю Центральную Европу и, наконец, 11 октября в Линце (Австрия), где кончалась зона советского влияния, передали американцам.

Это долгое кружение по «окраине цивилизации», скрашенное пикарескной изобретательностью итальянцев, давало возможность увидеть начало послевоенной «передышки» у победителей. На привокзальной площади в Жмеринке «перемещенные» набрели на дюжину бесконвойных немецких военнопленных, попросту брошенных на произвол судьбы и молящих по-русски «хлеба… хлеба». На другой желенодорожной станции Леви видел, как подходили скотские без крыш вагоны с возвращенными «остенками», «бедными женщинами, завербовавшимися от оккупационного голода на лагерные работы в Германии». Ни звука не раздавалось из этих вагонов, а если находились отважившиеся приподнять голову и выглянуть, в их сторону летели плевки и ругательства «встречавшей Родины». На стенах бывших солдатских казарм, где теперь размещали итальянцев, сохранились довоенные фрески: «Сталин с Молотовым встречают утро Родины», кличи военных лет: «Смерть фашистским захватчикам!», «Вперед на Запад!», но все «материальное» – электропроводка, водосточные трубы, краны, замки – все было демонтировано немцами и вывезено в Германию. Многие месяцы наблюдали итальянцы, как возвращались из Европы демобилизованные советские воины: первые – в вагонах и на крышах скорых и пассажирских поездов, следующие – в товарных составах и открытых платформах любой пригодности, за ними стали появляться угнанные из Польши, Чехословакии, Германии городские автобусы и частные автомобили, потом всадники на конях и лошадях всех мастей, и, наконец, потянулись бесконечные толпы пеших. Эти шли разувшись, с перекинутыми через плечо сапогами, и «в глазах у них застыла такая же, как у нас, усталость и такое же тревожное ожидание встречи с домом, до которого неизвестно как еще далеко».

Порог родительского дома Леви перешагнул 19 октября 1945 года. Почти тридцать лет спустя он вновь посетил Советский Союз, уже как представитель химического завода, поставлявшего резину на строящийся автомобильный завод в Тольятти. В письме Чарльзу Конру (с которым находился в инфекционном бараке в последние десять дней Освенцима) Леви с удивлением заметил: «Как ни странно, но многие черты, которые я подметил у русских времен “передышки” и посчитал особенностями исторического момента, на самом деле крепко укоренившиеся: их неразбериха, их безразличное отношение ко времени, их буйство, сменяющееся неожиданным смирением… За внешним послереволюционным фасадом остается вечная Россия, которую ни царь, ни Сталин не сумели подавить и которая, должно быть, коренится в самой земле, ужасающих расстояниях, жестоком климате и далекой истории». Когда же друзья его спрашивали, почему в СССР не переводят книги «Человек ли это?» и «Передышка», отвечал: «Им хватает своих – Солженицына и Гроссмана».

Сборник рассказов «Периодическая система», который сам писатель называл «микроисторией», – это своеобразный триптих о «началах», формировавших Примо Леви в детстве и юности, о «среднем» периоде его жизни, завершившемся лагерем, и о «возвращении» в жизнь. В этом сборнике Леви впервые признается в равной любви к литературе и химии и вводит последнюю в лабораторию художественного творчества, где названия химических элементов служат не только заглавиями рассказов, но являются и частью их смысловой структуры. Так, первый рассказ о своих еврейских предках, пришедших в Италию в конце XV века из Испании и пустивших на новой земле глубокие корни, но за пять последующих веков не поддавшихся ассимиляции, Леви назвал «Аргон». Аргон – это редкий и благородный газ, только в свободном виде присутствующий в природе. И то, что среди его предков со всеми их достоинствами и недостатками, немало было свободных и благородных, вызывает у Леви гордое чувство «принадлежности».