Владимир Напольских - Введение в историческую уралистику

У другой части саамов, издревле населявшей морское побережье Норвегии и представляющей собою, возможно, потомков создателей ещё мезолитических прибрежных культур Фосна и Комса , крупное оленеводство не получило распространения, и сохранился хозяйственный уклад, базирующийся на морском рыболовстве — это так называемые «морские» или «береговые саамы» Норвегии, составляющие сегодня самую крупную (более 15 тыс. человек) культурно-хозяйственную группу в составе саамов.

Таким образом, на протяжении последних тысячелетий саамы находились в непрерывном контакте с прибалтийскими финнами и со скандинавами, что отражено в наличии значительного слоя прибалтийско-финских и древнескандинавских (затем — норвежских и шведских) заимствований в саамском языке. Контакты с русскими были более поздними, русские заимствования проникли в основном в кольско-саамские диалекты. Ряд ненецких слов, обозначающих специфические ненецкие реалии (например — названия таких видов одежды как малица , совик , пимы ) попали в кольско-саамские диалекты вместе с этими реалиями от ненцев, переселившихся в конце XIX века на Кольский п‑ов вместе с коми-ижемцами (см. разделы о коми и ненцах). Кроме того необходимо отметить, что саамы могли иметь какие-то более ранние контакты с ненцами, скорее всего — через Канин и Кольский полуострова: канинских ненцев местные русские до сих пор называют « лопарями » (по Л. В. Хомич).

Вместе с тем, следует сказать, что предполагавшаяся ранее некоторыми исследователями особая близость лексики саамского и самодийских языков, на основании чего даже выдвигалась гипотеза о самоедоязычности протосаамов до их перехода на финно-угорскую речь (Ю. Тойвонен, И. Н. Шебештьен; о протосаамской проблеме см. выше), не выдерживает критики (см. работы Б. Коллиндера, Ю. Лехтиранты, Е. А. Хелимского): объём сепаратных саамско-самодийских лексических параллелей не столь значительно превышает объём сепаратных схождений между любыми другими произвольно взятыми группами уральских языков, чтобы можно было говорить об особых отношениях. Лучшее сохранение части прауральской лексики в саамских и самодийских языках, занимающих северную периферию уральского ареала и функционировавших в близких природных условиях вполне естественно.

Примерно с XIII века саамы Карелии и Кольского полуострова (по крайней мере — его южного, Терского берега) попадают в зависимость от Новгорода. Примерно с этого же времени южные группы скандинавских саамов становятся данниками Швеции и Норвегии. Однако систематический интерес к нынешним саамским землям проявляется, и их реальное включение в состав этих государств происходит позднее — в XVI—XVII веках. В это же время начинается обращение саамов в христианство (лютеранство на западе, православие — на востоке), с чем связаны, в частности, первые опыты создания саамской письменности в Скандинавии (книги печатаются по-саамски в Швеции с начала XVII, в Норвегии — с XVIII века). В обращении русских (кольских) саамов в православие большую роль сыграл Печенгский монастырь (1550—1764 гг.). В настоящее время саамы Норвегии, Швеции и Финляндии — лютеране, саамы Кольского п‑ва и небольшая группа саамов-сколтов , переселённых после выхода Финляндии из второй мировой войны и утери ею территории Печенги (ф. Petsamo ) в район оз. Инари, — православные.

В конце 1980‑х годов общая численность саамов была около 50 тысяч, из них — в Норвегии 30 тыс. человек, в Швеции 15 тысяч, в Финляндии 3 тысячи и в России 1,8 тыс. человек. Последние десятилетия отмечены подъёмом национального самосознания саамов, ростом влияния национальных организаций как внутри соответствующих государств, так и на международном уровне.

Под названием поволжские финны или волжские финны в литературе по финно-угроведению объединяют мордву и марийцев: согласно установившейся в начале XX века традиции их языки возводились к единому волжскому праязыку . На самом деле сколько-нибудь серьёзных оснований для постулирования былого существования этого «праязыка» нет, и название поволжские финны неудачно ещё и потому, что использование слова финны в данном случае не совсем правомерно: языки и культура мордвы и, тем более, марийцев весьма далеко отстоят от прибалтийско-финских. Прибалтийско-финские, саамский и поволжско-финские языки ( вместеназываемые финно-волжскими ) противостоят пермским языкам в рамках финно-пермской общности подобно тому как прибалтийско-финские, саамский, поволжско-финские и пермские языки противостоят угорским языкам в рамках финно-угорской группы уральской языковой семьи. Проблема, однако, состоит в том, что, если реконструкция финно-угорского праязыка и, соответственно, выделение финно-угорской группы языков в принципе сомнений не вызывает, то реконструкция финно-пермского праязыка (общего «предка» прибалтийско-финских, саамского, поволжско-финских и пермских) и, в особенности, финно-волжского (общего «предка» прибалтийско-финских, саамского и поволжско-финских) гораздо более проблематична. Соответственно, выделение финно-пермской и финно-волжской групп финно-угорских языков нельзя считать достаточно корректным. Возможно, стоило бы использовать термин европейские финно-угорские языки для финно-пермских языков (правда, венгерский язык тоже является европейским!) и западные финно-угорские языки для финно-волжских : такие названия вызывают только историко-географические ассоциации и не предусматривают постулирования соответствующих праязыков. Однако, дабы не вносить дополнительной путаницы в терминологию, будем использовать здесь традиционные термины (имея в виду их условность, каковая оговорена выше).