Владимир Аннушкин - Основы русской филологии. Курс лекций

«Силою словапроницать в душу других, повелевать их умами, растрогать их чувствительность разительным изображением нравственного, восхитить их воображение живейшим выражением вещественного изящества есть искусство красноречия, составляющее предмет риторики» (цит. по [Аннушкин 2002: 242]). Тот факт, что термин слово начинает иметь большее значение, нежели «простое слово», показывает рассуждение о необходимости развивать ум и вкус, а не только опираться на «пылкое воображение и чувствительное сердце». Если не иметь просвещенного ума, то «слово бывает то недостаточно, то избыточно до излишества». Можно предположить, что речь идет не только о монологической публичной речи, но и о всякой речи или тексте, которые выражаются словами. Таким образом, и здесь термин слово понимается как распространенная речь.

Очевидно, что новый взгляд на словесные науки, среди которых словесность оказалась главной, утвердился в начале XIX в. При этом наблюдалось интенсивное развитие научной мысли, которое недостаточно прослежено в современной филологической науке. В начале этого периода более издаются «грамматики» и «риторики», а затем, а именно с начала первого десятилетия XIX в., – учебники словесности, которые впоследствии получат названия теории словесности и истории русской словесности. Поскольку нас интересуют термины язык—речь—слово, то мы остановимся именно на толковании этих терминов в наиболее популярных учебниках того времени.

Безусловно, одним из таких учебников был разошедшийся в списках трактат М. М. Сперанского«Правила высшего красноречия» (1792). В бытность свою профессором риторики в Александро-Невской лавре он написал этот трактат как своеобразную программу речестилевого преобразования России. Прежде всего обратим внимание на то, что к концу XVIII столетия уже не было сомнений относительно того, что слово «красноречие», утвержденное в науке М. В. Ломоносовым, рассматривалось как более предпочтительное по сравнению со словом «краснословие», бывшим более популярным в конце XVII века и, видимо, даже в петровское время. Поэтому и в названии трактата звучит слово «красноречие», а не «краснословие». Но затем последовательные выборки позволяют с уверенностью сказать, что термин слово и здесь более предпочтителен в сравнении с термином речь, а тем более с термином язык: ср., например, в названиях глав: «…О страстном в слове; …О расположении слова…» [Сперанский 1844: 5].

Посмотрим употребление терминов в самом тексте:

Риторика есть «наука изъяснять из природы души те поражения, которые мы испытываем при слове…»;

«Разделив предметы речи на несколько известных статей, они мнили тем оказать существенную услугу человеческому слову»;

«Главный предмет церковного слова, так как и красноречия, есть тронуть сердце…»;

«Доказательства… в слове суть то же, что кости и жилы в теле»;

«Под страстным в слове я разумею сии места, где сердце оратора говорит сердцу слушателей, где воображение воспламеняется, где восторг рождается восторгом»;

«Все мысли в слове должны быть связаны между собою так, чтобы одна мысль содержала в себе, так сказать, семя другой»;

«Слово есть род картины… без красок картина будет мертва…» (цит. по [Аннушкин 2002: 220, 222–224, 227, 228]).

Во всех приведенных случаях термин слово употреблен в значениях «самая речь», «способность говорить», «целый текст».

Слово в значении «отдельное понятие» (единица языка) встретилось лишь однажды: «…каждое понятие, каждое слово, каждая буква должны идти к сему концу (цели. – В. А.), иначе они будут введены без причины…» (цит. по [Аннушкин 2002: 227]).

Термин речь также встретился в значениях «целый текст», «способность говорить», но по частотности употребления явно уступает термину слово:

«…Чтоб целая речь в ушах просвещенных имела свое действие мало к сему бросить по места искры чувствия и силы…»;

«Разделив предметы речи на несколько известных статей, они мнили тем оказать существенную услугу человеческому слову»;

«Прекраснейшая речь без движения делается мертвою…» (цит. по [Аннушкин 2002: 219, 226, 230]).

Термин язык встретился при описании правил произношения и телодвижения. Очевидно, что этот термин уже имел переносный смысл «знак, символ чего-либо», поэтому автор использует его при объяснении мимики и жестов: