Владимир Аннушкин - Основы русской филологии. Курс лекций

Более всего нас должно заинтересовать дальнейшее: «Кто отчасу далее в нем углубляется, употребляя предводителем общее философское понятие о человеческом слове,тот увидит безмерно широкое поле или, лучше сказать, едва пределы имеющее море. Отражаясь в оное, сколько мог я измерить, сочинил малый сей и общий чертеж сея обширности – Российскую грамматику, главные только правила в себе содержащую» [Там же: 392].

Таким образом, М. В. Ломоносов намечает существование некоей философии слова,основные правила которой изложены в грамматике. Грамматика, по мысли М. В. Ломоносова, является основой для последующих употреблений языка в слове и речи, при этом слово может пониматься и в широком смысле – как «обширное поле» словесно-речевой деятельности человека. Тот факт, что грамматика является основой для последующих действий с языком, которые, собственно, и становятся речью, ясно представлен в последующем рассуждении, когда М. В. Ломоносов обращается к сферам общения или родам наук, существовавшим в XVIII столетии: «Тупа оратория, косноязычна поэзия, неосновательна философия, неприятна история, сомнительна юриспруденция без грамматики. И хотя она от общего употребления языкапроисходит, однако правилами показывает путь самому употреблению» [Там же: 392].

Венчает это предисловие стилистически возвышенное пожелание наследнику Павлу Петровичу: «…да возрастет и российского словаисправность в богатстве, красоте и силе к описанию славных дел предков ваших…» [Там же: 393]. Как видим, стилистическая возвышенность употребления термина слово начиналась в ломоносовское время и сохраняется поныне.

В дальнейшем М. В. Ломоносов сделал несколько важных замечаний относительно философии слова.Текст самой «Российской грамматики» начат «Наставлением первым „О человеческом слове вообще“». Как видно уже по самому началу этого раздела, М. В. Ломоносов фиксирует общефилософские суждения, которые, с одной стороны, были достаточно общими для его времени, с другой стороны, утверждали понимание человека как существа, в характеристике которого главное – «слово». Вот как пишет об этом сам ученый:

«По благороднейшем даровании, которое человек среди прочих животных превосходит, то есть правителе наших действий – разуме, первейшее есть слово,данное ему для сообщения своих мыслей» [Там же: 394]. Итак, первое, чем человек обладает и чем превосходит других существ, – разум, управляющий нашими действиями, разум же выражается в слове, цель которого «сообщение мыслей». Кроме того, что в этих рассуждениях вполне явлена логосическая традиция, ибо Логос есть единство «разума (мыслей) и слова», нельзя не видеть современности этого определения, ибо «со-общение» (именно так было переведено латинское слово commimicatio в первой русской «Риторике» XVII в. [Аннушкин 2006: 287]) как раз соответствует идее коммуникативности, на которой построено все обучение речи во второй половине XX столетия.

Обратим внимание и на то, что термин слово имеет в ломоносовском труде значение самой способности выражать мысли в устно-речевой форме. М. В. Ломоносов пишет: «Но как велика творческая премудрость: одарил нас словом,одарил слухом!» [Ломоносов 1952: 395]. Понятно, что слово здесь понимается не просто как понятие или единица языка, а как нечто большее – сама творческая способность человека мыслить и выражать мысль в речи.

Присутствует в ломоносовской теории и идея знаковости. Современному исследователю хотелось бы написать: «знаковости языка», однако у М. В. Ломоносова в тексте речь идет именно о знаковости «слова»: «Правда, что кроме слованашего, можно бы мысли изображать через разные движения очей, лица, рук и прочих частей тела…» [Там же: 393]. М. В. Ломоносов как раз вдохновенно пишет о возможности человека сообщаться словами в «разговоре», так что глава 1-я «О голосе» данного Наставления повествует о слове как устной речи: «К образованию (а образованием названо у М. В. Ломоносова «изменение голоса» как индивидуальное выражение голосовых особенностей каждого человека или народа, которые узнаются на слух. – В. А.) принадлежит и слова человеческого выговор»,где выговором называется изменение голоса с «изображением… голосов разных животных и бездушных вещей» [Там же: 398].

В следующей, 2-й главе «О выговоре и неразделимых частях человеческого слова» употребление терминов слово и язык ясно подтверждает их понимание как инструментов создания устной речи: «Хотя не все сии изменения, однако великую часть оных имеет в себе человеческое слово. Толь многих народов, разным странам обитающихся, разные языки каких отмен не имеют! Показывают сие многие азиатические, африканские и американские народы, которых языки больше на шум других животных, нежели на человеческий разговор, походят, как о том многие описания путешествий свидетельствуют» [Там же: 398].