Оформили протокол разговора: нужно продолжение языковой опеки. Педагог сказала, что не видит смысла водить Алека, как до сих пор, в начальную школу у нас под боком, если в «нашей» школе будут организованы занятия, изъявила желание переговорить с руководством школы, готовность прийти для тестирования.
Я продолжила вопросы: о каком тесте идёт речь, он единичный или повторяется? кто автор? (Автор оказался неизвестен.) Есть ли единые критерии и нормы? Или комплект тестов в разных школах разный? (Так оно и есть… – так где ж гарантия, что «особая педагогическая потребность» определяется объективно?!) Об источнике тестов я спросила не случайно: читала книжку с докладами о тестах (публикация материалов одной конференции), весьма критическую даже по отношению к известным авторским тестам.
И ещё очень конкретные вопросы: кто и как будет контролировать ход занятий? Руководство школы. И как долго планируется их проводить? Ответ: до конца основной школы. Но может, закончатся и раньше. О негосударственных же школах Sprachheilpädagogin ничего не может сказать.
Поговорили о конкретных проблемах. Алек неверно использует дательный (но и многие дошкольники этого не могут). Неверно слышит многие слова (а может, запас слов ещё маловат?). О разнице между языками. О том, что в школе нужно будет быстро понимать (это так), уметь переключаться с языка на язык… С последним суждением я не согласилась: в школе, в едином языковом потоке, переключения не нужно совсем. Я говорила и о том, что особой разницы между нашими детьми (что касается умения «переключаться») не вижу. У Ани, после того как столько времени прошло после поездки в Россию, тоже трудности: рассказывает о детсаде – по-немецки!
М. задал давно интересующий его вопрос об артиклях: есть ли у немцев какое-то подсознательное представление о «мужественности» и «женственности» некоторых предметов? Я поддержала: вспомнила замечание учителя немецкого на курсах (знакомая пересказала): артикли нужно не заучивать, а понимать. А как понимать, если род у одного предмета в разных языках разный? Наша собеседница говорила об интуитивном усвоении, но отмела наши предположения о подсознании, знающем «пол вещей». (Т. е. решающим оказывается звучание слов?)
Я спросила о книжках, помогающих с грамматикой, и упражнениях (знаю только о двух книжках). Ответа не получили. Кажется, педагоги в школах ориентируются на анонимные методические пособия, а не на авторские книги…
Услышали давно известное: что занятия языком должны приносить удовольствие, должны быть естественны (хочется почитать по-русски – читаем). И что мы не должны особенно переживать из-за языка детей… (Зачем же педагог пригласила нас и драматизирует нашу ситуацию?!)
Мы уже одеваемся – вопрос, не надо ли нам направление к врачу, чтоб логопед занимался во время каникул (?!). Тут я слегка потеряла терпение: ребёнок уже и так чувствует себя особенным, требующим особого внимания. Если ещё и каникулы занять упражнениями с незнакомым дядей или незнакомой тётей…
Попыталась поделиться сомнениями с Николь. Мне не очень нравится, что письменно зафиксировали обязательство отдавать Алека для особых занятий, и ведь неизвестно, на какой срок. Разве не правильнее была бы система: пара месяцев занятий – проверка, и т. д… Николь не поняла: Алек ведь «наслаждается» занятиями! (Может быть, но почему-то больше не рассказывает нам о том, что в кабинете у педагога происходит…).
Суть вот в чём: я – не противник занятий. Немецкий Алека из всех его языков сейчас – на последнем месте, специально заниматься необходимо. И мне ведь удобнее, если за немецкий язык отвечаю не я, а носитель языка. Ещё лучше, если это будет специалист по развитию детской речи. Я, скорее всего, отведу Алека к логопеду (хоть и не во время каникул)… Я также не против того, чтобы ребёнок регулярно ходил к специалисту при школе. Меня не устраивает… трудно сказать… формальность решения, что ли. Некая безликость. Какая-то неосновательность, поверхностность решений. Хочется, чтобы «диагноз» был более продуманным и убедительным, более соответствующим конкретной ситуации. Ещё хотелось бы, чтобы тесты и методики были не анонимными, а авторскими.
Аня нарисовала пасхального зайца, подписала по-немецки: Anja für Ole (сначала было an Ole). Аня от недостатка внимания написала ещё Man – я «вычитала» детское ругательство, смеялась. Аня пришла в ярость (теперь это с ней всё чаще случается – воет и даже дерётся в таком состоянии), но потом успокоилась и исправила надпись на картинке. Потом решила ещё раз переписать то же «начисто» – и… написала зеркально! то есть каждая буква как в зеркале, и строку надо читать справа налево. Я не сразу заметила – поняла, только когда М. поднес к её листу зеркало. Когда вечером читали по-русски, одно слово Аня начала читать справа налево, но сразу спохватилась. М. сказал, он ребёнком не различал направления и записывал целые предложения зеркально. Только на доске писать так было неудобно, в тетради же никаких проблем не возникало. Лишь когда класс ахал от изумления, М. замечал, что написал не так, как надо. Постепенно отучился.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу