Майя Тугушева - Под знаком четырёх

«Был сентябрьский вечер, около семи часов. С самого утра стояла отвратительная погода… Освещенные окна магазинов бросали через улицу, полную пешеходов, полосы слабого, неверного сияния… В бесконечной процессии лиц, проплывавших сквозь узкие коридоры света… мне почудилось что-то жуткое, будто двигалась толпа привидений. Как весь род человеческий, они возникали из мрака и снова погружались во мрак. Я человек не впечатлительный, но мне стало не по себе. Я видел, что и мисс Морстен испытывает то же. Один Холмс, казалось, не замечал ничего. Он держал на коленях открытую записную книжку и время от времени заносил туда какие-то цифры и заметки при свете карманного фонарика».

Так с самого начала Холмс поднимался в глазах читателей над уровнем обычных слабостей и страхов и приобретал черты героической, уникальной личности, становился воплощением психологической защиты и опоры.

Надо сказать, Дойл еще надеялся соединить медицинскую практику и литературный труд, почему и предпринял поездку в Вену, где постиг сложную науку глазной хирургии. Вернувшись в Англию, он поселился на Монтегю Плейс и открыл свой кабинет, где добросовестно пребывал с 10 утра до 4-х дня, но «ни разу ни единый звонок в дверь… не нарушил моего спокойствия» — чему он, наверное, радовался, так как можно было не отвлекаться от письменного стола. И хотя с самого начала он отнесся к своему частному сыщику-консультанту с большой иронией, надо было продолжать писать рассказы, раз никто не обращался к нему за медицинской помощью.

Желание прочно завладеть читательским вниманием заставляет Дойла опять-таки последовать примеру По, у которого Дюпен действует в серии, состоящей их трех рассказов. Дойл решил тоже создать цикл рассказов с непременным участием Холмса. И читателю будет интересно: даже если он прочтет не все рассказы серии, у него неизбежно останется впечатление цельного, связного повествования. В 1891 году в только что созданном журнале «Стрэнд Мэгэзин» появляются шесть рассказов о Холмсе, возглавляемых «Скандалом в Богемии». Известно, что издатель «Стрэнда» Гринхаф Смит, прочитав его, провозгласил «рождение новой литературы». Читатели тоже оценили новацию: они бредили «Тайной Боскомской долины», восхищались «Союзом рыжих», трепетали от ужаса вместе с несчастным Джоном Опеншо над «Пятью апельсиновыми зернышками». Даже «Человек с рассеченной губой», являвший некоторые следы авторской спешки и нетерпения переключиться на более интересную для него историческую тематику, вызывал непритворное восхищение многообразными талантами Холмса, в частности его умением носить личину и маскироваться. Читатели ненасытно требовали новых рассказов о Холмсе.

Среди почитателей Холмса оказался и его прототип: редчайший случай в писательской практике.

Белл чувствовал себя очень польщенным тем, что Шерлок Холмс «списан» с него, и, между прочим, запечатлел свою признательность в эссе «Шерлок Холмс». Позднее он вступит в переписку с Дойлом, будет предлагать вниманию «Сыщика» разные загадочные казусы — Дойл, правда, не сочтет их очень интересными, как о том свидетельствует признание в «Автобиографии», — но удовольствие любимого профессора будет ему приятно, тем более что Белл в своем «Шерлоке Холмсе» ставил Сыщику высший балл как «проницательному, приметливому, любознательному человеку, наполовину врачу, наполовину виртуозу-художнику, у которого много свободного времени, цепкая память и, может быть, самое значительное из всех дарование — способность освобождать свой мозг от бремени ненужных подробностей, которые обычно отягощают человеческую память».

Все это было прекрасно, а отзывы, вроде белловских, очень лестны, но Дойлу, который в это самое время работал над историческим романом из рыцарских времен — «Белый отряд», — совсем не хотелось вновь переключаться на подвиги своего сыщика-джентльмена. Поэтому Дойл запросил у «Стрэнда» огромный по тем временам гонорар: за каждый рассказ 50 фунтов. Дойл был уверен, что журнал, конечно, откажется, и он без всяких помех отдастся сочинению любимого романа. К его удивлению, «Стрэнд» согласился. Делать было нечего. Конан Дойл пишет еще шесть рассказов для журнала, среди них «Голубой карбункул», «Пестрая лента» и «Медные буки».

Потом все двенадцать выйдут отдельной книгой «Приключения Шерлока Холмса» (1892). Они прославят имя Дойла далеко за пределами Англии. О нем узнают даже на тихоокеанском острове Самоа; живший там постоянно Роберт Луис Стивенсон пересказывал приключения Холмса островитянам и писал Конан Дойлу: «Если бы вы могли видеть их горящие лихорадочным огнем глаза, вы бы поняли, что такое настоящая слава». Уже в 90-х годах имя Холмса известно в каждом доме и, между прочим, используется в рекламе пилюль, ставших от этого популярными. Но такой славы у современного массового читателя и потребителя Дойл почти стыдится и в письме к матери замечает, что хорошо бы с Холмсом расстаться: «он не дает мне возможности сосредоточиться на моих лучших вещах».