Сергей Солоух - Комментарии к русскому переводу романа Ярослава Гашека «Похождения бравого солдата Швейка»

Юрайда открыл духовку и достал оттуда одну кровяную колбаску.

Кровяная колбаска: jelítko. См. комм, выше: ч. 4, гл. 3, с. 308.

я сперва съедал кусок буженины

«Буженина» в оригинале – ovar. См. комм, выше: ч. 4, гл. 3, с. 308.

пузатые кровяные колбаски, крупяные и сухарные

В фарш для колбасок ялито (jelito) к мясу добавляют либо кашу (крупу), либо хлеб. См. комм., ч. 2, гл. 2, с. 351.

С. 320

Старший писарь Ванек с интересом спросил:

— Как вы думаете, Швейк, война еще долго протянется?

— Пятнадцать лет, — ответил Швейк. — Дело ясное. Ведь раз уже была Тридцатилетняя война, теперь мы наполовину умнее, а тридцать поделить на два – пятнадцать.

Тридцатилетняя или Шведская война – см. комм., ч. 2, гл. 2, с. 284. Упоминается не зря, так эта война была фактически первой мировой (цивилизованный мир в ту пору весь и состоял из Европы). Все страны, кроме Швейцарии, включая Россию, так или иначе принимали в ней участие. Так что логика в рассуждениях Швейка, пусть и смешная и не вполне корректная, но все-таки имеется.

С. 321

— Денщик нашего капитана, — отозвался Юрайда, — рассказывал, и будто он сам это слышал: как только нами будет занята граница Галиции, мы дальше не пойдем; после этого русские начнут переговоры о мире.

То есть дойдем до довоенной границы между Россией и Австро-Венгрией.

— Тогда не стоило и воевать, — убежденно сказал Швейк. — Коль война, так война. Я решительно отказываюсь говорить о мире раньше, чем мы будем в Москве и Петрограде. Уж раз мировая война, так неужели мы будем валандаться возле границ?

Кажется, что Гашек в преддверии битвы у Сокаля уже начал формировать образ Швейка-героя и славного воителя. См. комм, к словам вольноопределяюш; егося Марека выше: ч. 4, гл. 3, с. 312.

Возьмем, например, шведов в Тридцатилетнюю войну. Ведь они вон откуда пришли, а добрались до самого Немецкого Брода и до Липниц, где устроили такую резню, что еще нынче в тамошних трактирах после полуночи говорят по-шведски и друг друга не понимают.

См. комм, выше: ч. 4, гл. 3, с. 320.

Немецкий Брод – ныне Гавличкув Брод. См. комм., ч. 2, гл. 3, с. 375.

Липницы над Сазавой – место, где Гашеком диктовались эти строки. См. комм., ч. 2, гл. 2, с. 286.

Или пруссаки, те тоже не из соседней деревни пришли, а в Липницах после них пруссаков хоть отбавляй. Добрались они даже до Едоухова и до Америки, а затем вернулись обратно.

По всей видимости, Швейк под всем известным способом распространения пруссаков в средней Богемии имеет в виду Семилетнюю войну. См. комм., ч. 2, гл. 2, с. 284.

Едоухов (Jedouchov) – небольшая деревня рядом с Липницами и Гавличковым Бродом. Пять километров от первых и десять до второго. Скорее всего, пруссаки во время Семилетней войны в этих местах не были. Основные битвы случились километров на шестьдесят севернее, ближе к Праге, Кутной-Горе и Колину.

Америка, тогда английская колония, была вовлечена в Семилетнюю войну, но там пруссаков уж точно не было. Англичане выбивали из-за Аппалачей, земель, что будут прозваны спустя какое-то время Диким Западом, французов и их союзников индейцев.

Впрочем, просто немцы, похоже, и были. Вот что замечает по этому поводу блогер lepestriny:

во время Семилетней войны в рядах английской армии сражалось более 40 тысяч немцев. Часть попала и в Америку. Германские власти мелких государств сдавали своих солдат Англии в аренду. Был прибыльный бизнес, вербовщики хватали рослых мужчин прямо на дорогах. Целые «национальные» подразделения из уроженцев германских земель и позже воевали в Америке против сторонников независимости, и немецкие драгуны и егеря даже вошли в американский фольклор. Грабежами. Большинство было гессенцев, так их в Америке и называли «гессенские гренадеры», а Гессен позже был аннексирован Пруссией, после войны с Австрией. Возможно на эти перипетии и намекает Гашек.

С. 323

однажды я читал, осмелюсь доложить, что некогда была великая битва, в которой пал шведский король со своим верным конем. Обоих павших отправили в Швецию и из их трупов набили чучела, и теперь они стоят в Стокгольмском музее.

Доблестный Швейк, как обычно, немного путает, когда речь идет об исторических фактах. В стокгольмской Оружейной палате выставлено только одинокое чучело коня императора Густва II Адольфа (Gustav II Adolf, 1594–1632) по имени Стрейфф (Streiff). Сам же император, прозванный Великим и погибший в одном из сражений Тридцатилетней войны (Battle of Lützen, 1632), восседая на этом самом коне, покоится отдельно, никому невидимый в личном саркофаге в церкви Риддархольмсчюркан (Riddarholmskyrkan). Впрочем, скорбящая императрица после смерти любимого мужа целый год не давала его похоронить, а потом, отдав тело, еще долго держала у себя сердце. Так что не такой уж Швейк страшный путаник.