Борис Носик - Прогулки по Парижу. Правый берег

Вот он, бальный хоровод дворцов с многострадальною колонной, на которую снова взобрался «маленький большой человек», но уже без рогов…

О том, как застраивалась эта прекрасная восьмиугольная площадь, этот бальный зал Парижа, я скажу чуть позже, а пока еще два слова об упомянутых выше тщетных усилиях славы и суете сует. Как нетрудно угадать, поначалу на площади (Его) Завоеваний на внушительной колонне утвердился сам король Людовик XIV в огромном парике, однако позднее пришла революция, и короля скинули. Вскоре на месте короля разместился новый монарх, на сей раз император-выскочка Наполеон Бонапарт, который велел отлить колонну из захваченных им при Аустерлице (про небо над Аустерлицем сами перечитаете в свободную минуту у Толстого) австрийских и русских пушек, а на колонне для умножения славы наиболее глубоко почитаемого им человека (этим человеком, как вы догадались, был он сам, великий и ненаглядный) установить его собственную фигуру, но в виде Цезаря. После не задержавшегося в пути падения узурпатора статую эту, понятное дело, сбили с пьедестала (правда, сам пьедестал с его девятиметровой глубины фундаментом сбить оказалось трудней).

На Вандомской площади, как и в других живописных уголках Парижа, часто устраивают выставки скульптуры на свежем воздухе. Манерный Сальвадор Дали как нельзя лучше вписался в «бальный» пейзаж площади…

Во времена Реставрации на колонне укрепили королевский белый флаг, а потом и огромных размеров королевскую лилию, ибо и площадь тогда сделалась площадью Людовика Великого. Ну а в конце концов, из соображений политической выгоды, на вершину колонны был снова поставлен Наполеон, однако на сей раз отчего- то в двурогом шлеме. Позднее кто-то из французских начальников усмотрел в рогатости императора намек на легкомысленное поведение Жозефины Богарне, и рога были устранены, а безрогому Бонапарту сделали приличную буржуазную прическу. Однако и это еще был не конец (конца всем глупостям, может, и не предвидится). Во время Коммуны горячие головы, говорят, подстрекаемые к этому живописцем Гюставом Курбе, сбили императора с нерушимой колонны. С Коммуной, как известно, было покончено быстро, решительно и жестоко. Художника Гюстава Курбе обвинили (иные говорят, что напрасно) в подстрекательстве к повреждению художественного памятника и заставили платить за ремонт, что он и делал, пылкий бедняга-художник, до конца своей жизни. Этого конца ему пришлось ждать в изгнании, впрочем не слишком далеко от французских пределов.

Сдается, что и эта многоактная драма, то ли смешная, то ли просто грустная, ничему не научит человечество, пропускающее мимо ушей все уроки истории. Даже тому, что дешевле все же не ломать и самые посредственные творения скульпторов с каждой переменой власти. Ведь если б стоял по сию пору на Лубянской площади монумент кровавого Феликса, то, может, и самые забывчивые из моих земляков-москвичей не забыли б так быстро впечатляющие подвиги коммунистической власти и ее высочайшего творения – органов госбезопасности…

Пора, впрочем, вернуться на площадь, которая, несмотря на пигмейскую возню вокруг колонны (в которой – и русские пушки), оставалась прекрасной. Конечно, Французская революция не прошла мимо двух прилегающих к площади монастырей – и тот и другой были разрушены, а на их месте проложены улица Кастильоне и улица Мира, но в целом площадь сохранила свой облик и по-прежнему окружена была великолепными фасадами Мансара. Участки, прилегающие к ним сзади, раскуплены были в первые два десятилетия XVIII века крупнейшими финансистами эпохи вроде Пенотье, Ло и Кроза. Архитекторы Пьер Буле, Бофран и Буле де Шамблен построили здесь для них великолепные дворцы. Недаром же шутили в Париже, что если Генрих IV вступает на Пон-Нёф в толпе своих подданных, Людовик XIII – на плас Руайяль (нынешнюю площадь Вогезов) в толпе своей знати, то Людовик XIV вступает на площадь Завоеваний (нынешнюю Вандомскую) в толпе своих финансистов. Вслед за кварталом Маре и площадью Вогезов Вандомская площадь становится обиталищем самой шикарной публики. Многие из тогдашних дворцов стоят еще и поныне.

Скажем, под номером 23 стоит, как в былые времена, отель Монбретон, в котором жил богатый банкир, убитый в 1720 году, после краха его банка. В доме № 19 жил богатейший господин Антуан Кроз, у которого в новом дворце, скрытом за старым фасадом Мансара, развешаны были его великолепные коллекции полотен (со стороны двора дома покрыты пилястрами и медальонами). Крозу, кстати, принадлежал и дом № 17. А в доме № 15 размещается ныне прославленный отель «Риц», основанный в 1898 году Сезаром Рицем. Здесь постоянно жила Коко Шанель, здесь останавливались все знаменитости, какие вам только придут в голову, у стойки отельного бара любили опохмеляться Хемингуэй и Скотг Фицджеральд… В интерьере отеля еще целы кое-какие старинные росписи, скажем, цел знаменитый салон, расписанный арабесками XVIII века. На фасаде дома № 13 (бывшего дворца Люилье) можно и ныне увидеть мраморный метр, установленный здесь в 1795 году с единственной целью – приучить парижан к новой, метрической системе мер.