Пинакотека 2001 01-02

Итак, французы издавна привыкли считать Россию страной, которую европеец понять не в силах и которая далека от какой бы то ни было цивилизации; тем не менее эта далекая страна вызывала у них любопытство. Вдобавок с конца XVII века Россия выходит на европейскую политическую сцену. В 1697 году Людовик XIV, пребывая в плену у мифа о варварской России, не позволил Петру Великому посетить Францию, однако после целого ряда блистательных побед, одержанных честолюбивым царем, французы сменили гнев на милость и сочли необходимым присмотреться повнимательнее к стране, к которой до тех пор относились с презрением. Русский царь прибыл во Францию. Разумеется, его поведение, подчас слишком резкое и даже грубое, поразило французов. Однако его любознательность, его интерес к научным открытиям, желание основать в России Академию наук по французскому образцу способствовали пересмотру мифа о русском варварстве. Большую роль в этом процессе сыграл Фонтенель, видный член Французской академии и бессменный секретарь Академии наук. В «Похвальном слове Лейбницу» и, главное, в речи 1725 года, сочиненной после смерти императора, он не просто воспел величие и мощь Петра, но и изобразил Россию, которая по воле своего государя, приучающего ее к подражанию европейским образцам, приобщается к мировой цивилизации. В эту эпоху, благодаря Фонтенелю и французам, которых Петр пригласил в Россию (таких, например, как архитектор Леблон), во французских представлениях о России, раньше видевшейся французам исключительно страной дикарей, главенствующую роль начинают играть два мотива: прославление добродетелей Петра и рассказ о России, его стараниями покончившей с варварством.

Тут-то за дело и взялись философы. Они – прежде всего Вольтер и Дидро – по примеру Фонтенеля отождествили страну с ее правителем (в данном случае Екатериной II) и провозгласили Россию державой европейской, семимильными шагами продвигающейся по пути прогресса. Вдохновленные их идеями, многочисленные французы – дипломаты, писатели, художники, купцы – отправились в Россию, чтобы предложить тамошним жителям проекты реформ (назовем, например, юриста Мерсье де Ла Ривьера), чтобы сделаться посредниками между государями двух стран (роль, которую при Елизавете играл шевалье д'Эон); вернувшись на родину, они, как правило, отзывались о стране, где они нашли теплый прием, весьма лестно.

Однако за похвалами императрице в их отзывах сквозит ужас перед ее подданными. Шевалье де Корберон, с 1775 года поверенный в делах при посольстве Франции, пишет о русских: «Все они в сущности настоящие мужики. Они стараются измениться внешне, но внутри остаются такими, как были: природа берет свое».

А Бернарден де Сен-Пьер изображает русских в следующих безжалостных словах: «Они непостоянны, нечисты на руку, грубы и уважают лишь то, чего боятся».

Россия, приобщающаяся к цивилизации, и русские, к этой цивилизации почти не приобщенные, – эту картину дополнит с дотошностью энтомолога аббат Шапп д'Отрош, выпустивший во Франции в 1768 году удивительное и безжалостное сочинение – «Путешествие в Сибирь, в 1761 году по приказу короля совершенное». Король и Академия наук, членом которой состоял астроном Шапп, поручили ему отправиться в Тобольск для наблюдения за солнечным затмением. Аббат, однако, не ограничился выполнением этой строго научной миссии и в течение своего путешествия по всей России внимательно присматривался к установлениям и нравам местных жителей. Что касается установлений, то в этой области он увидел одну лишь тиранию и страх, внушаемый ею всем сословиям без исключения. Русское общество, пишет Шапп, есть «общество рабов», управляемое «правительством феодалов». Русские безропотно покоряются тирании, потому что природа и климат принуждают их к единообразию. «Кто объехал одну губернию, может сказать, что знает всю Россию. У русских повсюду одинаковый рост и одинаковые страсти, одинаковый образ мыслей и одинаковые обычаи». «Встретить русского с развитым воображением так же трудно, как отыскать русского, наделенного гением. Однако все они наделены недюжинными способностями к подражанию». «Любовь к славе и отечеству русским неведома. Деспотизм, царящий в России, не дает развиться ни талантам, ни каким бы то ни было чувствам. Здесь никто не смеет мыслить. Униженная и забитая душа теряет саму способность к размышлениям. Единственная пружина, приводящая в движение эту нацию, есть страх». Что же касается повседневной жизни русских, то ее главными и неизменными особенностями аббат называет пьянство, лень, развращенность нравов.