Наша эскадрилья летала на «Кёртис-Райт Р-40» — моноплане с низко расположенным крылом, вооруженном шестью пулеметами калибра 12,7 мм. Хотя вес этого самолета был довольно большим — около 4000 кг, в то время это был один из самых скоростных самолетов, и я с волнением ждал того момента, когда мне придется на нем летать. Меня привлекали его хорошие летные данные, я никогда еще не летал на самолете, имеющем скорость 640 км/час. После того как нам приказали начать полеты с аэродрома Вашингтонского национального аэропорта, где взлетные дорожки имели большую длину, я окончательно убедился, что Р-40 — первоклассный самолет. Когда я включил мотор «Роллс-Ройс-Паккард» и направил самолет к краю взлетной дорожки, уже по его реву чувствовалось, что это очень мощная машина. Не было никаких сомнений, что этот самолет один из самых лучших.
Я прижал голову к предохранительной подушке на спинке сиденья, убежденный в том, что при разбеге скорость будет расти неимоверно быстро и я непременно ударюсь затылком. Затем я дал полный газ и затаил дыхание. Разбег Р-40 был необычно медленным, и я подумал, что, должно быть, что-нибудь случилось с мотором. Ни у одного истребителя я не видел такого взлета! Но мотор работал на полной мощности, и, тяжело пробежав всю длину взлетной дорожки, самолет наконец оторвался от земли. Я ушел далеко от аэродрома, прежде чем решился убрать шасси, ибо скорость достигала 200 км/час. После того как я убрал шасси, скорость немного увеличилась, но максимальная скорость, которую я мог выжать в то время, была значительно меньше 640 км/час. В последующие два года я совершил на самолетах Р-40 более ста боевых вылетов, но так никогда и не смог достигнуть такой скорости.
Освоив Р-40, мы возвратились в Балтимору, где продолжали тренировочные полеты на истребителях. В то же время мы были начеку, выполняя задачи противовоздушной обороны восточного побережья. Наш полк находился в распоряжении центра ПВО в Филадельфии, которым командовал полковник Питер Кьюсейда, посланный впоследствии в Великобританию. Во время вторжения союзных войск в Европу он возглавлял 9-е истребительное командование. Когда объявляли тревогу, мы поднимались в воздух для опознавания и перехвата неизвестных самолетов. Однако они всегда оказывались либо нашими же военными самолетами, либо самолетами транспортной авиации.
В течение всей осени мы летали из Балтиморы на аэродром Боллинг-Филд возле Вашингтона и обратно. На каждом аэродроме мы задерживались не более недели. Командир нашей эскадрильи лейтенант Роберт Уорли, так же как и я, очень любил летать, и у нас завязалась тесная дружба. При полетах он часто предлагал мне быть ведомым и мы летали строем. Ему нравилось мое умение летать, и я в свою очередь также уважал его за летное мастерство.
Я любил и всегда был готов летать. За три с половиной месяца я налетал 150 часов, то есть вдвое больше среднего налета пилотов в эскадрилье. Благодаря этому я лучше других овладел техникой пилотирования на Р-40. Я дорожил репутацией ведущего летчика, и моим коллегам было нелегко за мной угнаться. Большое внимание я обращал на взлет. Я отрывал самолет от земли, как только он набирал необходимую скорость, и сразу же убирал шасси. После взлета я круто разворачивался влево, выходя из круга, так что чуть не касался земли левым крылом. Совершая посадку, я приземлял самолет на три точки в любом месте, где мне хотелось. Благодаря моему энтузиазму и приобретенному опыту мне уже через четыре месяца после окончания летной школы было присвоено звание первого лейтенанта.
Балтимора меньше понравилась Эвис. Жизнь здесь казалась ей очень скучной. Днем вместе с женами других летчиков она ходила по магазинам, смотрела кинофильмы. Иногда по вечерам бывали танцы или у кого- нибудь собиралась компания. Но летчики большую часть времени были заняты полетами, поэтому мы очень редко бывали где-нибудь вдвоем.
Когда пришел приказ об отправлении за океан, мне кажется, и я и Эвис были готовы оставить Балтимору без сожаления, хотя для Эвис это означало возвращение в Фермонт я долгие месяцы одиночества. Я же ощутил необыкновенную радость, зная, что скоро буду участвовать в настоящем бою, где придется рисковать жизнью. Я буквально рвался в бой. Хотя Р-40 был далеко не лучшим боевым самолетом, однако другого самолета не было и нужно было использовать то, что есть.
В начале января 1943 года штаб авиаполка и нашей эскадрильи перебазировался в Египет. Первой нашей базой была посадочная площадка 91 — временный аэродром в пустынной местности неподалеку от Александрии. К тому времени стали прибывать наши самолеты, а также передовые группы нашего наземного эшелона. Мы начали понемногу летать. Жили мы в палатках, получали английский паек. При этом не хватало буквально всего. Погода стояла неважная — было холодно, сыро, ветрено. Но в следующем месяце, когда мы перебрались на постоянный аэродром в Кабрит, жить стало легче. Лучше стала погода, исправилось положение с жильем; мы сразу же приступили к интенсивным тренировкам, готовясь к боевым действиям.
Читать дальше