— Привет! — невозмутимо отозвался Раймонд.
— Да, привет! — продолжал Грэг. — Неужели действительно не помнишь? Подтянутый старый немец с пронзительным взглядом. Ну, Фердинанд Айзенштайн?
Оторвав глаза от монитора, Раймонд обратил внимание, что рыжие кудри его друга взлохматились чуть больше обычного, а глаза горели непривычно ярко.
— Ну, что-то припоминаю. Лохматый, с огромными усами. Он утверждал, что его архиваторы смогут сжать абсолютно любые файлы вдвое, а потом еще вдвое, а потом…
— Точно, — подхватил Грэг. — И ты ему тогда предложил сжать собственные архивы.
Раймонд смутился.
— Да, боюсь, я был не вполне любезен. У нас была запарка, а тут очередной изобретатель с гениальной идеей… А почему ты о нем вспомнил?
В вопросе Раймонда не чувствовалось жгучего любопытства. Все время погруженный в себя, он будто бы не замечал внешнего мира. Раймонд редко что-то спрашивал и всегда, казалось, нехотя отвечал. Но эти немногословные ответы странным образом били в цель.
В этом, как и во всем другом, высокий голубоглазый брюнет Раймонд Дюрер был полной противоположностью маленькому и шустрому Грэгу Питту. Что, впрочем, не мешало им быть закадычными друзьями еще школьных лет.
— Дело в том, что он все-таки сжал собственные архивы, — между тем, ответил Грэг.
— Грэг, нам ведь уже не по пятнадцать и даже не по двадцать пять. Я тогда потратил битый час, чтобы объяснить этому господину, что если то, о чем он говорит, правда, то многократной инверсией можно было бы поместить на любой диск абсолютно всю информацию мира, что заведомо невозможно. Честно говоря, я думал, что и ты понял.
— Да я-то понял. Только он это сделал.
— Было бы интересно взглянуть, — Раймонд недоверчиво улыбнулся.
— Так я о том же. Три дня назад меня пригласили к нотариусу. Прихожу. Говорят, какой-то старик умер и завещал мне свой компьютер. Несколько неожиданно, но, если рассуждать здраво, да не оскудеет рука дающего. В воскресенье я притащил его в офис и включил, а там для меня письмо. Оказалось, тот самый немец, Фердинанд Айзенштайн. За то, что я угостил его тогда чашечкой кофе, чтобы сгладить неловкость, он оставил мне венец всей своей жизни — машину, в которой он сжал полную информацию о Вселенной. Сейчас покажу.
Грэг включил компьютер.
— Ну-ну, — произнес Раймонд. Его флегматичности могли бы позавидовать даже англичане и финны, о хладнокровии которых слагали анекдоты.
— Я бы тоже не поверил. Тем не менее, эта машина знает все, абсолютно все.
— Да? Сколько денег у меня в бумажнике? — все так же невозмутимо продолжил Раймонд.
По монитору побежали строки:
«Двадцать восемь единых долларов и тридцать пять центов. Плюс монета в пятьсот мерджских су в качестве сувенира. Кроме того, в бумажнике находятся водительские права и две кредитные карты. Первая — Международного Единого Банка, сумма на счете…»
— Хватит, на этом можно остановиться.
Грэг победоносно взмахнул рукой и даже чуть не подпрыгнул на месте от восторга: хладнокровие друга наконец-то дало трещину.
— Как она работает? — спросил Раймонд с неподдельным интересом.
— Я сам сначала не поверил. Ты слышал когда-нибудь о теории ограниченности общей информации?
— Что-то такое припоминаю. Лет пятнадцать назад о ней шумели, но никто так ничего не доделал, и все заглохло.
— Напомню. Вот, например, когда тебе самому надо задать бесконечное поле, ты что делаешь?
— Транслирую одну ячейку во все стороны до бесконечности.
— Верно. А помнишь, нам поставили задачу — сделать игру «На новом «Форде» по всей Земле»?
— Мы тогда наделали примитивов. Там, где были карты, выстроили их в соответствии с ними, где не было — пользовались самоорганизующимися стохастическими алгоритмами.
— Именно! Оказывается, Господь, создавая мироздание, делал так же, и всей информации в мире не так-то и много.
Раймонд иронически улыбнулся, но эксперимент с компьютером трудно было опровергнуть.
— Именно! — продолжал Грэг — Вся информация о Вселенной на самом деле может уместиться в этой маленькой машинке с удобным интерфейсом. Алгоритмы архивации Айзенштайна как раз вели к этому. А ты ему тогда подкинул идею, и он заархивировал свою информацию, а потом еще чью-то, а потом всю остальную, до которой смог добраться. А ее, как мы с тобой выяснили, не так уж и много.
— Не знаю, что сказать. И верю, и не верю. Позови Катрин.
Молоденькая контрактница Катрин Йоунсон нужна была лаборатории примерно как пятое колесо телеге. Но получалось, как всегда: фонды были отпущены, и использовать их надо было обязательно с привлечением наименее подходящих для работы личностей. Претендентов на должность лаборанта было трое: пигмей Хва, поступивший в первый класс школы в восемнадцать лет, но сумевший пройти всю программу средней и высшей школы за какие-то четыре года, умственно отсталый Уильям, который, как убеждали специалисты, почти преодолел последствия своей болезни, и голубоглазая исландка Катрин, только что окончившая заочно академию «Открытые границы».
Читать дальше
