Занятый текучкой, он на целый день выбросил аномалию из головы. Дел было много. Уже семь лет Барт, получивший, вследствие ранения, ограничение по службе, числился кабинетной крысой. Работенка не пыльная, хотя по-своему нервная и кляузная, но он привык. Перед уходом Барт заглянул на центральный пульт и узнал, что с убийствами все по-прежнему. Но сейчас было не до того. Он еще раз пересчитал наличность в бумажнике и вздохнул — денег не прибавилось.
— Пит, — обратился он к коллеге Бентону, — полсотни до понедельника найдется?
— Опять? Эх, Барт, доведет тебя твоя страсть…
— Не надо! Ты же знаешь — я никогда не теряю головы. Просто мне немного не везло в последнее время.
— Да, знаю! И чем это заканчивается, знаю. — Бентон, в свою очередь, вздохнул и полез в карман за бумажником. — Держи. Ох, смотри, дойдет до начальства…
Барт взял деньги, торопливо пробормотал слова благодарности и поспешил к выходу: до начала скачек оставалось менее двадцати минут.
У старшего офицера могли быть крупные неприятности, узнай шеф, чем он частенько занимается во внеслужебное время. Игра на тотализаторе относилась к разряду негласных запретов для полицейских. Дома знали о тайной страсти Барта, но относились к ней снисходительно: не пьет, не гуляет, умеет вовремя остановиться… А начальству вовсе не обязательно докладывать, куда направляешься после службы.
Таким образом, в доме Барта Эрвуда царили покой и порядок. Однако нарушилось его личное спокойствие. На четвертые сутки отсутствие убийств, даже бытовых, привлекло всеобщее внимание. Пронюхавшие об этом газетчики раструбили новость по всему миру и принялись пережевывать ее на разные лады. Полицейское начальство, само сбитое с толку, нашло, тем не менее, простой выход, отвечая, что налицо результат четкой работы правоохранительных органов. Барт же воспринял происходящее как вызов, брошенный ему лично. Он вообще был из породы тех, кому до всего есть дело. Но разгадка не давалась. Она, похоже, относилась к разряду феноменов, объяснение которых сводится к известной формуле: «Этого не может быть, потому что не может быть никогда».
…Шли седьмые сутки с тех пор, как в городе прекратились убийства. Во всем остальном мире по-прежнему торжествовали законы статистики.
Барт сидел за рабочим столом, грыз кончик ручки и пытался вспомнить единственный случай, когда он лично убил человека.
На первом году службы Эрвуда в полиции он с напарником патрулировал в районе Старых Доков. Около полуночи по рации сообщили о вооруженном нападении на магазин. Сворачивая в нужный переулок, они заметили двух типов, которые при виде полицейской машины метнулись обратно в темноту. Одного удалось догнать, другой, это был Френк, заскочил в подвал и тем самым загнал себя в мышеловку. Деваться ему было некуда, и то, что произошло потом, можно считать несчастным случаем. У них обоих, у грабителя и полицейского, просто не выдержали нервы.
Первого налетчика быстро свалили и защелкнули на руках браслеты. Барт, встав у входа в подвал, напряженно всматривался в темноту. И вдруг в дверном проеме возникла фигура с обрезом. Барт вскинул руку с оружием и… А дальше воспоминания как обрезало.
Терри Анслей вошел в кабинет и уже с порога крикнул:
— Барт, попробуй угадать, с какой я новостью!
— Начали убивать?
— Нет! Перестали воровать!
Барт просмотрел сводку за текущие сутки. Так и есть: на данный момент ни одного убийства и ни единой кражи. Старший офицер не верил своим глазам. Не только статистика, весь жизненный опыт летел к черту.
Ночью Эрвуд спал плохо, несколько раз вставал и шел на кухню, курил и пил холодный чай прямо из чайника, пока Эмилии не надоело. Она заставила мужа выпить снотворное. Наутро Барт дал себе слово прекратить самоистязание.
Новость, как и следовало ожидать, взбудоражила общество еще больше. Многих она просто напугала, что нередко бывает при столкновении с чем-то из ряда вон выходящим. Другие предпочли считать происходящее жульничеством полиции, морочащей им головы, и сделались более подозрительными. Была между тем категория граждан, которых это коснулось непосредственным образом.
— Сидим мы сегодня с Гарри Холлинсоном в приемной, — рассказывал любивший поболтать Питер Бентон, — и тут заявляется некто по кличке Меломан. Любопытный тип, шляется по рок-концертам и дискотекам, и, когда вся толпа начинает визжать и прыгать до потолка, он скачет вместе со всеми и при этом шарит у них в карманах… Улов, конечно, мизерный, зато и попадается редко. Так вот. Появляется он у нас, начинает реветь и просит его посадить. «С какой стати?» — «Работать не могу, — канючит Меломан. — Только собираюсь занырнуть в чей-нибудь карман — теряюсь сразу и стою, как мешком ушибленный. Посадите меня ребята, а?»
Читать дальше
