Юрий Дмитриев - Соседи по планете Млекопитающие

Ученые обратили внимание еще на одно обстоятельство: любое животное, оставшись без воды и страдая от жажды, гибнет в результате сгущения крови. У верблюда же, даже потерявшего от безводья 20 процентов своего веса, количество крови уменьшается всего на 1 литр, и она не загустевает.

Секрет верблюжьей крови открыли лишь недавно. Оказывается, эритроциты, или, как их еще называют, красные кровяные шарики, у верблюда не такие, как у всех теплокровных животных. Они обладают способностью как бы впитывать воду. При этом разбухают, увеличиваются раза в три.

Вот, оказывается, где хранит воду верблюд: не в горбах, не в желудке, а в крови. В крови же у верблюда находится особое вещество альбумин, постоянно контролирующее количество влаги в организме. Имеется в крови и большое количество белка, который заставляет отдавать воду по мере надобности. Значит, эритроциты запасают воду, белок заставляет их отдавать по мере надобности, а альбумин следит, чтобы в организме все было в норме.

Однако и этого даже очень значительного запаса воды было бы недостаточно, чтобы выжить в пустыне. Верблюд шагает по многу дней под палящим солнцем, и его организм должен быть как-то предохранен от солнечных ожогов. Человек на солнце потеет. Пот — защитная реакция организма: выделяясь на поверхность кожи, влага предохраняет ее от перегрева. В то же время слишком большая потеря жидкости, естественно, губительна для организма. И если бы верблюд таким образом спасался от перегрева, за много дней пути по пустыне он «испарил» бы огромное количество влаги. Но в том-то и счастье верблюда, что он не потеет, а от перегрева спасает его шерсть.

У арабов издавна существует такая единица измерения, как «толщина верблюжьего волоса». Трудно сейчас сказать, действительно ли была такая единица измерения или это образное выражение. Но если говорить о верблюжьем волосе всерьез, то он должен был бы служить примером удивительного мастерства природы. Рассмотрев верблюжий волос в сильное увеличительное стекло, можно заметить, что это целое сооружение, где вокруг основного стержня расположено множество маленьких деталей необычной формы. Вот эти-то волоски — шерсть верблюда — предохраняют его от палящих лучей. И если снаружи его спина нагрета так, что дотронуться невозможно, — под шерстью она сохраняет 40–42 градуса — нормальную для верблюда температуру. Впрочем, трудно сказать, какая у верблюда температура нормальная: днем, в жару — 40 градусов, а в холодные ночи в пустыне она опускается до 34 градусов.

Если человек болен, у него высокая температура, а затем она резко падает, тело больного покрывается испариной: охлаждаясь, тело испаряет какое-то количество влаги. Верблюду при его размерах, чтобы «остынуть» на 6 градусов, потребовалось бы испарить не менее 5 литров воды. Но он не может позволить себе такой роскоши. Он не позволяет себе даже открывать рот во время сильной жары, как это делают многие животные. Вообще дышит верблюд не так, как другие животные: собака, например, во время жары 300–400 раз в минуту вдохнет и выдохнет, верблюд же позволяет лишь 16 вдохов и выходов в минуту.

Но это еще не все приспособления, имеющиеся у верблюда для жизни в пустыне. Например, у него толстая, раза в два толще, чем у быка, кожа. И все-таки даже такая кожа не спасла бы его от ожогов: ведь песок раскаляется до 67 градусов. Но верблюд на то и верблюд, чтобы не бояться жары: на ногах и на груди у него толстые мозоли. Им не страшен раскаленный песок. Поэтому ходит верблюд по песку совершенно спокойно. Если же надо лечь — опять-таки касается песка он только теми частями тела, которые покрыты мозолями.

Впрочем, верблюдам далеко не всегда приходится приспосабливаться к жаре. Почему-то обычно говорят о верблюдах как о жителях только жарких стран. Но ведь и в холодных их немало. Правда, холод легко переносят лишь бактрианы. Они не только выживают в холодном климате, — часто проваливаясь в снег по пояс, они работают так же добросовестно, как их сородичи в пустыне. До революции верблюды работали даже на золотых приисках в Якутии, недалеко от полюса холода.

Но, конечно, в жарких странах верблюдов гораздо больше. И даже сейчас, когда по многим верблюжьим тропам проложены асфальтовые и бетонные дороги, люди все-таки не могут еще обойтись без верблюдов. Не случайно и сегодня еще в Африке и Азии только дромадеров около 5 миллионов.

Иная судьба у родственников верблюдов, живущих в Америке. Эти животные внешне сильно отличаются от известных нам верблюдов хотя бы тем, что у них нет горбов. Первый европеец, увидавший их, писал, что это зверь с головой и ушами мула, туловищем верблюда, ногами оленя и хвостом лошади. Так в 1520 году некий Пигафетт характеризовал одного из диких верблюдов Южной Америки — гуанако. Гуанако, как и другие верблюды Южной Америки — вигони или викуньи, до появления европейцев-завоевателей были широко распространены по всему материку. Местное население хорошо относилось к этим животным, и если охотилось на них, то очень разумно. Особенно бережно относились к викуньям, дающим едва ли не лучшую в мире шерсть, индейцы. До появления завоевателей индивидуальная охота на викуний была категорически запрещена. Раз в четыре года проводилась общественная охота. Впрочем, это скорее была не охота, а облава, когда тысячи людей оцепляли огромные участки и загоняли животных в определенные места. Там их тщательно осматривали и выбирали для убоя лишь неполноценных животных. Остальных выпускали. Часто вообще не убивали ни одного животного, а только стригли и отпускали на волю. Но вот Пришли европейцы — загремели выстрелы, началось массовое, бессмысленное уничтожение безгорбых верблюдов. Количество викуний стало катастрофически уменьшаться. И не только потому, что их беспощадно убивали, а еще потому, что лошади и коровы занимали пастбища, на которых паслись гуанако и викуньи, и эти животные вынуждены были уходить все дальше и дальше в горы. Сейчас они сохранились лишь в высокогорных, труднодоступных местах в Андах. Правда, для викуний в 1966 году в Перу создан заповедник, тем не менее в Южной Америке осталось их всего несколько тысяч. Гуанако немногим больше. Но на них до сих пор продолжается охота, и если гуанако не будут взяты под охрану — не спасут их и высокие горы.