Владимир Ткаченко - Летный риск

Смерть Нади была мгновенной.

Налетчик с пистолетом в одной руке и гранатой в другой, ворвался в кабину пилотов. Третья пуля была направлена в командира корабля Георгия Чахракия, четвертой был тяжело ранен в грудь штурман Валерий Фадеев. Пятая и шестая пробили бортмеханику Оганесу Бабаяну пиджак и задели живот. Седьмая продырявила алюминиевую трубку кресла, в котором сидел второй пилот Сулико Шавидзе…

Когда угнанный самолет вернулся в аэропорт Батуми, я насчитал 24 пробоины.

Пока отец-бандит расстреливал экипаж, сын-бандит прикрывал его огнем. Стоя спиной к пилотской кабине, он стрелял из обреза и пистолета в пассажирский салон.

Старший Бразинскас сорвал с головы командира корабля наушники с микрофоном, уткнул в его простреленную спину дуло пистолета и тряхнул гранатой.

— Это приготовлено и для пассажиров, и для самолета. Взорвем, если не повернешь назад, в Турцию. Давай, поворачивай!

Георгий Чахракия слышал, как дисптчер Батумского аэропорта тревожно запрашивал по радио: "Что случилось, товарищи? Почему повернули назад? Почему молчите?"

Слышал, но ничего не мог поделать.

Решения часто вынашиваются годами, а иногда принимаются мгновенно. Георгий переглянулся со вторым пилотом. Сулико Шавидзе прикрыл глаза и слегка кивнул.

— Самсун! Самсун! — перекрикивая гул моторов, надрывался налетчик.

Самолет тем временем проваливался вниз, накренился на одно крыло, на другое. Море засветилось в иллюминаторах, приблизилось почти вплотную.

Я слышал, как командир корабля, вернувшись из Турции домой, лежа на носилках, преодолевая боль, рассказывал товарищам о том, как он пытался обмануть пиратов и посадить самолет на одном из старых прибрежных аэродромов. Попытка не Удалась. Бандит понял его маневр и заорал:

— Поворачивай, иначе – смерть!

Георгий Чахракия истекал кровью и терял сознание. Штурвал уже не слушался его.

— Поворачивай, Сулико, — прошептал он второму пилоту. — Надо спасать людей…

Сулико Шавидзе вел самолет, а Георгий Чахракия лихорадочно соображал, где и как ухитриться посадить Ан-24.

Приближался Батуми. Вот он, слева. Через минуту можно быть дома, среди своих, обезвредить бандитов.

Налетчик, кажется, понял и то, о чем думали советские пилоты.

— Если повернешь в Батуми, сразу взорву гранаты. Давай прямо! Еще раз переглянулись друзья и пошли прямо, вдоль пограничного берега. Промелькнул слева мутный горный Чорох. Гонио! Граница! Теперь все, Родина позади…

— Самсун! Самсун! — кричал бандит. — На американскую базу, там меня ждут друзья.

— Горючего не хватит, — тихо сказал командир, — надо садиться. Бразинскас подумал и рявкнул: – Ладно, приземляйся. Подлетели к Трабзону. Пилот выпустил специальные ракеты – сигнал о том, что самолет терпит бедствие, и пошел на посадку. Сели в самом центре аэродрома.

— Дальше! Подкатывай к перрону вокзала. С шиком подъедем, — и бандит впервые оскалился.

И с этой секунды он уже не закрывал свой огромный сомовий рот. Улыбался, когда пассажиры вышли из самолета и стояли тесной толпой, плечо к плечу, в ожидании дальнейших событий. Улыбался, когда выносили окровавленных пилотов. Улыбался, когда наши люди, в окружении полицейских, шли на аэровокзал. Улыбаясь, потрясал над головой кулаком и кричал им вслед:

— Я еще вернусь к вам и доделаю то, что не успел сделать Гитлер. Улыбался, когда полицейские увозили в морг труп Надежды. Улыбался, выступая по турецкому телевидению с рассказом о том, как он расправлялся с Надей Курченко и ее друзьями.

Улыбался, хвастаясь тем, что он прорвался в "свободный мир" не с голыми руками – с кучей золота, с шестью тысячами долларов и пачками награбленных советских денег.

Улыбающийся убийца разгуливает по "свободному миру".

Но судьба уготовила Ан-10 не только славу и триумф… Поздней осенью 1959 года в аэропорту Львов заходил на посадку рейсовый Ан-10. Казалось, ничто не предвещало беды. Выполнив все необходимые маневры, самолет вышел на посадочную прямую. Вот уже выпущены шасси, закрылки, сквозь разрывы облачности стала просматриваться взлетно-посадочная полоса. И вдруг командир корабля с ужасом почувствовал, что штурвал сам резко ушел вперед, словно провалился. Тяжелый самолет за какие-то мгновения перешел в крутое пикирование и упал в начале полосы.