Ещё хуже обстояло дело с материальной частью для воздушной роты. В руки эстонцев попала дюжина летающих лодок конструкции Григоровича, оставленных российским флотом на складах в порту Хаапсалу, в т. ч. один М-5, два М-16 и несколько М- 11, но после года «беспризорного» хранения они годились практически только на дрова. Немцы же оставили в Минной гавани Таллина два больших двухмоторных поплавковых гидросамолёта «Фридрихсхафен FF-41A», которые также были, мягко говоря, «не первой свежести». Но если планеры этих машин ещё можно было отремонтировать, то моторы были фактически в «убитом» состоянии. По одним данным их силовые установки были испорчены самими немцами перед уходом, по другим просто выработали ресурс. Из этих двух самолётов эстонцам удалось кое-как восстановить один (имевший серийный № 55), ставший первым самолётом эстонской военной авиации. На нём впервые нанесли опознавательные знаки эстонского государства: сине-чёрно-белые полосы на руле поворота и такие же треугольные «вымпелы» на крыльях и фюзеляже. Вот только данных, о том, поднимался или нет этот «Фридрихсхафен» в воздух, не имеется…
У немцев в районе Таллина был и сухопутный аэродром Ласнамяги, но всё имущество оттуда они вывезли в Фатерлянд или почти задаром продали финнам. Эстонские представители несколько раз посещали Финляндию с просьбами поделиться германской авиатехникой — всё-таки «наиболее этнически близкий народ», но прижимистые финны в январе 1919 г. согласились предоставить то ли запчасти для ремонта пары русских М-16, то ли один М-16, но неисправный — полной ясности с этим эпизодом до сих пор нет. Пришлось эстонцам из всех имевшихся у них русских самолётов с грехом пополам собирать один единственный.
Как водится, счастье привалило непосредственно с неба. 19 января 1919 г. в районе Нарвы эстонские подразделения захватили, причём на территории, контролируемой белыми, севший на вынужденную посадку красноармейский «Фарман F-ЗО», экипаж которого успел удрать через фронт к своим. Самолёт был вполне исправен, но не имел никакого вооружения. Пока эстонские авиаторы разбирались с этим приобретением, на них свалился очередной подарок: 31 января 1919 г. в районе Вастселиина в Южной Эстонии в расположении эстонских войск приземлился советский «Сопвич Струттер» («Сопвич полуторастоечный»), который пилотировал эстонец Рудольф Пиир. По одним данным он сознательно дезертировал из Красной Армии и угнал самолёт на «историческую родину», по другим тот был повреждён ружейно-пулемётным огнём с земли. Кстати, судьба лётнаба из этого экипажа неизвестна; если по тогдашней красноармейской традиции за Пииром в полёте надзирал какой-нибудь член партии большевиков или «сочувствующий», то его, скорее всего, попросту расстреляли. «Сопвич» перелетел в Таллинн, где прошёл мелкий ремонт и получил эстонские опознавательные знаки.
Первым эстонским самолётом был мощный двухмоторный германский «Фридрисхафен F44-. То, что эта машина, возможно, никогда не поднималась в воздух, попав руки эстонцев, в сущности не так уж и важно.
Таким образом, у эстонской авиации появилась возможность совершать боевые вылеты. 15 февраля 1919 г. ещё один недавно прибывший пилот, бывший российский фельдфебель Карл Хаас в течение дня произвёл сразу несколько вылетов на «Фармане». При этом он сбросил на позиции красных в районе деревень Коморовка, Дубровка и Коболяки несколько бомб и листовки. В последующие дни вылетов не последовало, т. к. был израсходован весь запас авиабомб, бензина и масла. Интересно, что в советских исторических трудах, посвящённых Гражданской войне, этот эпизод внезапной активности эстонских ВВС остался незамеченным, хотя отрывочные сведения об авиации Латвии и Литвы иногда встречаются.
Между тем весной 1919 г. боевые действия на территории Эстонии вступили в новую фазу. Северо-Западная белая армия генерала Юденича наконец-то получила дополнительную военную помощь от англичан и закончила формирование. 13 мая Юденич начал своё первое наступление на Петроград, его войска взяли Ямбург и Гдов, но затем красные нанесли контрудар, и белогвардейцы отступили.
Эстонская армия в это время занимала, по выражению ряда руководителей белого движения, «омерзительно-выжидательную позицию». К этому времени в ней насчитывалось 11 тыс. солдат, сведённых в три пехотные дивизии при 2422 пулемётах, 43 орудиях, 12 миномётах, семи бронепоездах и одном бронеавтомобиле.
Читать дальше