Мы подпрыгивали на месте, бегали, играли в снежки, фотографировались. Так резвились бы, наверное, белые медведи из ленинградского зоопарка, если бы какой-нибудь волшебный случай вернул их в царство арктических льдов…
Под нами был лед. Под нами было Карское море. Но непрочная льдина – в любой момент она может расколоться, оторваться – казалась нам прочнее любой земной тверди. Люди, плавающие на «Сибири», уже два месяца не ощущали под ногами земли. И днем и ночью каждый из этих шестидесяти дней у них под ногами была лишь дрожащая палуба: «Сибирь» крушила вставшие на ее пути льды, прокладывала дорогу судам. И каждый раз оставленный перед вахтой посреди письменного стола карандаш к возвращению хозяина каюты с вахты успевал сползти к краю стола или уже лежал на полу… Так что через два месяца даже непрочная льдина кажется твердой землей.
Было больше двадцати градусов мороза, дул ветер, — а он в Арктике хуже любых морозов, — но мы не замечали покалывающего щеки ветра. Мы шли по гладкому ледяному полю, проваливались по колено в снег, карабкались на торосы. И слушали тишину. Тишина, казалось, звенела в наших ушах, выбивая оттуда крепко застрявшую звуковую пробку – постоянный скрежет трущихся о борт атомохода льдов.
Но раздался гудок, созывая нас обратно. Мы поднялись на атомоход, разошлись по своим каютам, и «Сибирь» снова двинулась вперед. Снова закачалась вода в графине, снова раздался треск льдов, и судовая жизнь вошла в свои берега.
И еще долго вдали, на берегу был виден бьющий в небо газовый факел.
Если плаваешь на судне не первый день, то даже стоя на мостике с, закрытыми глазами можешь узнать, что происходит в море, сложна ли ледовая обстановка, как идет за ледоколом судно. Неумолкающий голос рации расскажет обо всем.
По ночной дороге, пусть даже знакомой, идти всегда труднее. Будто ждет вас на ней какая-то тайна. Ждет, подстерегает, словно хочет застать врасплох.
Днем в рубке «Сибири» слышны голоса. Даже самые строгие штурманы позволяют себе пошутить. Ночь словно подменяет людей. Тут уже не до шуток. И каждый треск рации воспринимается как угроза.
— «Сибирь». Я – «Самбург».
И прежде чем сказать: «Слушаю, вас, «Самбург»», вахтенный штурман (так, чтоб никто не слышал) вздохнет: «Ну что у них там еще?»
— «Сибирь». Я – «Самбург». Потеряли ход…
— Поняли вас, — металлическим голосом отчеканит штурман. — Сейчас околем.
А днем, если в рации звучит: ««Сибирь»! Мы засели», то в ответ тут же раздастся: «Сейчас мы вас быстренько вытащим». Хотя на вахте – тот же самый штурман. Хотя те же льды кругом.
Ночью Арктика кажется еще суровее. И вот те огромные льдины днем как будто нам не встречались. И скрежет льда несколько часов назад был не таким угрожающим.
Стоя на мостике атомохода, слушая разговоры между судами, хочешь ты этого или не хочешь, думаешь о тех, кто плавал Карским морем, в Арктике в те далекие времена, когда раций не было и всю ночь стоял штурман в рубке, слушая лишь тишину да скрежет наседающих льдов. И на сотни миль ни одного огня в ночи. Лишь льды кругом. Льды, которые даже атомоходу не всегда под силу. А сотни, десятки лет назад они не были к человеку доброжелательней и наседали на хрупкие скорлупки корпусов с не меньшей силой, чем сегодня. Льды расплющивали суда, губили людей, но вслед за погибшими снаряжались в путь новые экспедиции. Люди плыли вперед, понимая, что только самой дорогой ценой – ценой человеческих жизней – можно познать Арктику.
Ночью Арктика кажется еще таинственней, еще громаднее. Кажется, нет и не может быть конца этому простору, этим накрытым звездным небом льдам.
«К полюсу – напролом!» – призывал адмирал Макаров, создатель первого русского ледокола «Ермак». С тех пор прошло восемьдесят лет, а напролом не то что к полюсу, а даже по арктическим морям не плавают и вряд ли когда-нибудь будут плавать.
— В Арктике прямая дорога – не всегда самая короткая, — говорит капитан «Сибири» Владимир Константинович Кочетков. — Среди льдов надо всегда идти по линии наименьшего сопротивления.
Сейчас эта линия наименьшего сопротивления вьется змеей. «Сибирь» прокладывает канал, обходя огромные торосы, все время идет зигзагами. Путь получается втрое длинней, но и втрое безопасней. Ведь за нами идет танкер, который впервые участвует в ямальских операциях, впервые в столь раннее время плывет по Карскому морю. Проводка этого огромного судна длиной 160 метров – дело очень сложное. Для него надо выбрать самую безопасную дорогу. Хотя безопасных дорог среди таких тяжелых льдов нет.
Читать дальше