В XVIII веке средневековые системы аристократических и религиозных авторитетов были вытеснены новой моделью научного метода, рационального дискурса, личной свободы и индивидуальной ответственности. Однако это не изменило базовые, подспудные драйверы нашей психики. На наше знание влияет и человеческий фактор – страх, алчность, амбиции, покорность, внутригрупповые соглашения, альтруизм и ревность, а также довольно сложные отношения с властью и динамика взаимоотношений личностей в группах. В поведенческой науке можно увидеть множество наглядных иллюстраций предвзятостей и искажений, присущих человеческому мышлению.
Наше понимание происходящего оперирует в рамках этих биологических и установочных ограничений. Как писал Фридрих Ницше,
всякая философия скрывает в свою очередь некую философию; всякое мнение – некое убежище, всякое слово – некую маску.
Наше понимание фундаментальных проблем, как и прежде, остается ограниченным. Мы спорим о космологической сущности и происхождении Вселенной, о физическом источнике и природе материи и энергии. Нерешенными остаются вопросы происхождения и эволюции биологической жизни. Сопротивление новым идеям постоянно ограничивает развитие знания. История науки – это последовательность противостояний по множеству вопросов, будь то негеоцентрическая вселенная, дрейф материков, теория эволюции, квантовая механика или причины климатических изменений.
Как ни парадоксально, но у само́й науки, судя по всему, также имеются определенные встроенные ограничения. Подобно бесконечному набору матрешек, квантовая физика говорит о бесконечной последовательности бесконечно делимых частиц. Принцип неопределенности Вернера Гейзенберга гласит, что человеческое знание о мире всегда остается неполным, не до конца определенным и в значительной степени определяется обстоятельствами наблюдения. Теоремы Курта Гёделя о неполноте математической логики накладывают неустранимые ограничения на всё, кроме самых простых аксиоматических систем арифметики. Ошибки возникают и в методологии, и в практике экспериментов. Предсказания моделей часто оказываются неудовлетворительными. Как заметил Нассим Николас Талеб,
вы можете скрыть шарлатанство под весом уравнений, и никто не сможет вас поймать, поскольку такая вещь, как контролируемый эксперимент, попросту отсутствует.
Сомнение в правильности антропоцентризма как подхода не означает отказа от науки или рационального мышления. Оно не означает и возврата к примитивным религиозным догмам, фантомам мессианства или мутной мистике. Оспаривание антропоцентризма может помочь нам обрести новые системы координат и расширить границы человеческого знания. Люди смогут думать более ясно и рассматривать различные точки зрения; у нас могут появиться новые возможности, находящиеся за пределами нормального диапазона опыта и размышлений. Возможно, что нам удастся лучше понять свое экзистенциальное место в природе и истинный порядок вещей.
«Есть многое в природе, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам», – говорил Гамлет. Однако фундаментальные основы нашей биологии могут не дать нам изменить привычную систему координат. Периодически вспоминая о величии Вселенной, человек бо́льшую часть оставшегося времени обычно очарован мыслью о том, что он сам представляет собой апогей ее развития. Однако, как заметил Марк Твен в книге «Письма с Земли», «[Бог] гордился человеком; человек был лучшим его изобретением, человек был первым его любимцем (если, конечно, не считать мухи)».
В своей книге «Автостопом по Галактике» английский писатель Дуглас Адамс предположил, что Земля представляет собой мощный компьютер, а люди – его биологические компоненты, сконструированные сверхразумными многомерными созданиями, желающими получить ответы на основные вопросы о Вселенной и о жизни. Стоит отметить, что наука и по сей день не смогла убедительно опровергнуть это причудливое предположение.
Вне зависимости от того, сможем ли мы отказаться от антропоцентризма, он будет вечно напоминать нам о нашей ограниченности. По словам Мартина Риза, почетного профессора космологии и астрофизики в Кембридже,
большинство образованных людей знает о том, что мы представляем собой продукт почти четырех миллиардов лет дарвиновского отбора, однако многие склонны думать, что люди представляют собой кульминацию этого развития. При этом наше Солнце прошло меньше половины своего жизненного цикла. Через шесть миллиардов лет за угасающим Солнцем будут наблюдать иные существа, а совсем не люди. И эти существа будут отличаться от нас так же, как мы отличаемся от бактерий или амеб [97].
Читать дальше