Зигмунт Бауман - Идет ли богатство немногих на пользу всем прочим?

Короче говоря, большинство из нас в большинстве случаев с готовностью (иногда — с радостью, иногда — неохотно, бранясь и скрежеща зубами) принимает предложение и взваливает на себя пожизненную обязанность получать от этого по максимуму. Однако достаточно ли изменить образ мысли для изменения образа жизни, и достаточно ли изменить образ жизни для изменения окружающей реальности и ее жестких требований, диктующих наши поступки?

Несомненно то, что, нравится нам это или нет, мы принадлежим к виду homo eligens — существам, делающим выбор; и даже самому грубому, жестокому и беспощадному нажиму еще никогда не удавалось и вряд ли когда-либо удастся полностью лишить нас свободы выбора и тем самым недвусмысленно и неизбежно определять наше поведение. Мы не бильярдные шары, летящие по столу туда, куда нас пошлет кий в руке игрока; мы, так сказать, обречены на свободу — и как бы страстно мы ни желали освободиться от мук выбора, нам всегда будет доступен более чем один вариант. Существуют два более-менее независимых фактора, между собой определяющих наш выбор, наш образ жизни и наш жизненный путь. Первый из них — «судьба», класс обстоятельств, на которые мы никак не можем повлиять: это то, что «случается с нами» помимо нашей воли (сюда относятся место и время нашего рождения, а также позиция в обществе, получаемая нами при рождении). Второй фактор — наша личность, на которую мы, по крайней мере в принципе, способны воздействовать, работая над ней, тренируя ее и воспитывая. Спектр реально доступных нам возможностей определяет «судьба», но в конечном счете выбор между ними делает наша личность.

Разумеется, « реальные» возможности, определяемые «судьбой», отличаются друг от друга — порой весьма существенно — степенью своей реальности. Одни из этих возможностей, по крайней мере на первый взгляд, легче выбрать и выполнить, чем другие, поскольку они являются или кажутся более надежными, менее рискованными и/или более привлекательными; соответственно, их шансы быть выбранными более высоки, чем у альтернативных, в данный момент непопулярных (и потому считающихся нежелательными) вариантов, внушающих подозрение в том, что для их осуществления понадобится больше времени и более значительные усилия, либо требующих более серьезных жертв или сопряженных с риском общественного осуждения и потери престижа—как в большинстве случаев и происходит. Поэтому вероятность выбора тех или иных «реальных» вариантов тоже принадлежит к сфере «судьбы»: в конце концов, мы живем в «структурированном» социальном окружении, а это «структурирование» состоит именно в манипулировании вероятностями. Оно сводится к такому распределению и перераспределению наград и наказаний, которое резко повышает вероятность выбора одних вариантов и резко снижает вероятность выбора других вариантов. В конце концов, «реальность» — это не более чем внешнее сопротивление нашим внутренним желаниям... И чем сильнее это сопротивление, тем более «реальными» кажутся препятствия.

Чем выше социальные издержки данного выбора, тем ниже вероятность того, что он будет сделан. А издержки отказа сделать то, что заставляют делать производящих выбор, так же, как и награда за подчинение в процессе выбора, выплачиваются в первую очередь в драгоценной валюте социального признания, позиции и престижа. В нашем обществе эти издержки устроены таким образом, что сопротивление неравенству и его последствиям (как публичным, так и частным) становится крайне затруднительным, и это делает его маловероятным по сравнению с альтернативными вариантами: тихим и безропотным подчинением или готовностью к сотрудничеству. А колода, которую нам, обитателям капиталистического, индивидуализированного общества потребителей, снова и снова сдают во всех или почти во всех играх, из которых состоит наша жизнь, устроена так, что козыри в большинстве случаев достаются тем, кто наживается или надеется нажиться на неравенстве...

КАК отмечает Джон Максвелл Кутзее, выдающийся философ и превосходный ро-_ манист, прославившийся неутомимой и точной фиксацией грехов, глупостей и заблуждений человечества,

заявление, что мир должен быть разделен на конкурирующие экономики, поскольку такова его природа, — искусственное. Конкурирующие экономики существуют потому, что мы решили: именно таким мы хотим видеть наш мир. Конкуренция — это сублимация войны. Неизбежность войны — не аксиома... Если мы хотим войны, мы выбираем войну, если хотим мира, с тем же успехом выбираем мир. Если мы хотим конкуренции, мы вольны начать конкуренцию; точно так же мы вольны стать на путь товарищеского сотрудничества [1].