Мюррей Букчин - К освободительным технологиям

Но даже эта система уже устарела. «Следующее поколение компьютеров работает в 1000 раз быстрее — со скоростью такта импульса тока в 0,3 миллиардных долей секунды, — замечает Элис Мэри Хилтон. — Скорости в миллионные и миллиардные доли секунды непостижимы для нашего ограниченного разума. Но мы, конечно же, в состоянии представить себе, что в течение года или пары лет это преимущество возрастает в 1000 раз. Можно обработать в 1000 раз больше информации или те же объемы информации в 1000 раз быстрее. Работа, занимающая более 16 часов, может быть сделана за минуту! И без вмешательства человека! Подобная система контролирует не только конвейер, но и весь процесс производства».

Нет никаких причин, препятствующих применению основополагающих технологических принципов, которые прошли испытание при кибернетизации автомобильной промышленности, поистине во всех отраслях массового производства — от металлургии до пищевой промышленности, от электронной индустрии до производства игрушек, от изготовления типовых мостов до сооружения типовых домов. Многие этапы производства стали, сборки станков, изготовления электронного оборудования и промышленных химикатов сегодня частично или в значительной мере автоматизированы. Помешать в тенденции применению автоматизации на всех фазах современной промышленности могут, как кажется, огромные финансовые издержки, связанные с заменой нынешнего промышленного оборудования новым, более совершенным, а также врожденный консерватизм многих крупных предпринимателей. В конце концов, как я уже отмечал выше, во многих отраслях еще дешевле применять ручной труд вместо машин.

Конечно, в каждой отрасли имеются свои проблемы, и применение трудосберегающих технологий на том или ином предприятии, несомненно, столкнулось бы со множеством трудностей, которые потребовали бы своего разрешения. Во многих отраслях оказалось бы необходимым так изменить форму изделий и устройство предприятий, чтобы процесс изготовления сделал возможным применение автоматизированных технологий. Но утверждать на основании этих проблем, что применение полностью автоматизированных технологий в той или иной отрасли невозможно, было бы столь же неразумно, как утверждать 80 лет назад, что воздушные полеты невозможны, потому что пропеллер экспериментального самолета вращается с недостаточной скоростью или его рама слишком хрупка и не выдержит ударов ветра. Нет практически ни одной отрасли промышленности, которая не могла бы быть полностью автоматизирована, если мы готовы изменить концепцию изделия, предприятия, методов производства и обработки. Фактически, все трудности с описанием, как, где или когда та или иная отрасль может быть автоматизирована, зависят не от отдельных проблем, на которые мы, возможно, натолкнемся, а скорее от гигантских скачков, какие происходят в современной технологии каждые несколько лет. Почти каждый отчет о применении автоматизации должен рассматриваться как нечто предварительное: пока кто-нибудь описывает частичную автоматизацию отрасли, прогресс в технологии уже делает его описания устаревшими.

Но есть, по меньшей мере, одна отрасль хозяйства, в которой ценно любое описание технического прогресса — самая жестокая и унизительная для человека сфера труда. Если вывод об этическом уровне общества и впрямь можно сделать на основании того, как оно обращается с женщинами, то его чувствительность к человеческим страданиям можно вывести из условий труда, приуготовляемых им для людей в сырьедобывающих отраслях, особенно на шахтах и в каменоломнях. В древности работа на шахтах зачастую являлась одной из форм каторги, на которую обрекались самые закоснелые преступники, самые строптивые рабы и самые ненавистные военнопленные. Шахта — это повседневная иллюстрация человеческих представлений о преисподней; это отупляющий, мрачный, хаотический мир, требующий чисто бездумного каторжного труда.

«Поле, лес, река и море — это окружающая среда жизни, моя же окружающая среда — руды, минералы и металлы…, — пишет Льюис Мэмфорд. — Извлекая наружу и разгребая содержимое земли, горняк не может увидеть форму вещей. Он видит только чистую материю, и пока он не доберется до нужного ему пласта, она для него — лишь препятствие, через которое он упрямо пробивается, выбрасывая его на поверхность. Когда горняк в колеблющемся свете свечей видит какие-то формы на стене своего подземелья, то это лишь чудовищные отражения его кирки или руки, формы ужаса. День отменен и ритм природы разорван: именно здесь впервые родилось непрерывное производство день и ночь. Горняк должен работать при искусственном освещении, даже когда наверху светит солнце; еще ниже, в подземельях, он принужден работать и при искусственной подаче воздуха: триумф «индустриальной» окружающей среды».