Режи Дебре - Введение в медиологию

4) Эта книга, наконец, не существовала бы, если бы ее не заказал у меня издатель , который выбрал заглавие, типографию, фотографию на обложке, место в коллекции «Первый цикл», предназначенной для студентов. Как бы там ни было, эта книга черпает значительную часть своего смысла из этого режима презентации. Издательство PUF [34] Presses Universitaires Françaises. — Прим. пер. — коммерческое предприятие, выросшее в орбите такого национального института, как Университет. Без этой сразу и экономической, и социальной опосредованности данный текст сегодня не лежал бы на прилавках. Книга как продаваемый и воспроизводимый товар принадлежит издателю — которому я доверил ее эксплуатацию по договору, обязуясь написать ее в определенный срок. Я же являюсь собственником только текста (ведь язык принадлежит всем, а алфавит не принадлежит никому). Ценность текста, блага нематериального, не зависит от носителя, но потребовалось размножить носители, чтобы произвести понятие этой ценности, подобно тому как потребовались типографии, чтобы породить понятие автора (авторское право возникло из права на механическое воспроизведение оригинального текста, который в эпоху рукописей существовал лишь в единственном экземпляре, или в редкостных экземплярах, объединяя в едином целом «произведение духа» и материальный объект). Существуют вещи, написанные почти три тысячи лет назад, но авторы [35] В юридическом смысле. — Прим. пер. существуют лишь четыреста лет.

Итак, то, что представлялось нам сверхпростым, оказывается сложным — под этим «объектом, наделенным духом» (Гуссерль) кроется трудно поддающаяся разбору коалиция «медиумов». Интеллектуальная память человечества провозглашает себя как неимоверное накопление написанного. Книга, на наш взгляд, элементарная форма этой памяти, не является ни отправной, ни финальной точкой. Это лишь один из этапов, потому что весьма вероятно, что впоследствии книга превратится в нематериальную электронную форму. Прямоугольный и объемистый предмет, на первый взгляд, кажется чем-то тривиальным и само собой разумеющимся. В действительности же это головокружительный, попавший в затруднительное положение, магический, противоречивый объект, «полный метафизических тонкостей» (как говорил Маркс о товаре). Одни из его свойств упорядочиваются согласно материальному полюсу (бумага, типография, форма), а другие — согласно полюсу социальному (язык, нация, издатель). С одной стороны, мы имеем организованную материю; с другой — материализованные организации. Мы обнаружим этот двойственный характер во всех средствах передачи (см. ниже главу «Два тела медиума»).

Когда землянин смотрит на небо, его первый импульс — поверить в то, что Солнце вращается вокруг Земли; все наводит на мысль об этом. Когда читатель разглядывает библиотечную полку, его первый импульс — поверить, что авторы сами породили вот эти книги, коим они предсуществовали. Так делает и сам автор, разумеется, заботящийся о своем «авторитете» (однокоренные слова). Ему приятно полагать, что его «произведение» просто-напросто вышло из его духа. Разве он не записал свои идеи словами, не упорядочил слова по страницам, а страницы — по тетрадям? Он с удовольствием воображает свой труд как нисходящую операцию: от возвышенного к серийному, от настоятельного к второстепенному, и от произведения, задуманного автором в одиночестве, к объекту, изготовленному неважно как. Все мы бессознательно действуем сверху вниз — от духа вверху к материи внизу (я излагаю идею письменно, я выкладываю ее и т. д.). Мы нисколько не подозреваем, что дух может подниматься (снизу); что книга (объект) изобрела «автора» (субъект) — что нас сделало то, что сделали мы. Как и то, что система записи, отступая во времени, могла как-то породить вторую природу, какой является наша культура.

Логическая машина, которую представляет собой запись, изменила человеческое существо; не только его «быть» и его «иметь», его компетенцию и грезы. Она революционизировала его пространство через первую форму телеприсутствия — позволив ознакомиться или способствовав ознакомлению с сообщениями, произведенными людьми, отдаленными на тысячи километров. Она революционизировала его время — которое перешло от циклической формы, свойственной устным цивилизациям, к линейной прогрессии. И произошло это потому, что стало возможным назначить фиксированную точку отсчета в длительности, провести черту, начиная с которой мы могли бы нумеровать года, правителей и эры, словом — устанавливать хронологию. Переход от устных культур к письменным рассматривался in vivo [36] Вживую ( лат .). — Прим. пер. в современную эпоху, а именно — в Африке, например, антропологом Джеком Гуди. И in vitro [37] Под стеклом, в лабораторных условиях ( лат .) . — Прим. пер. , ретроспективно, такими историками античного мира, как Пьер Видаль-Наке, Марсель Детьен, Вальтер Онг. Эти исследования по взаимовлиянию и взаимообусловленности фактически установили то, чем мы обязаны линейной записи речи: абстрактность (именно потому, что запись отделяет сообщение от обстоятельств его высказывания, от ситуации, переживаемой высказывающимся; запись «деконтекстуализирует» дискурс); идею универсального (будь то религия или научная истина, буддизм или геометрия), тогда как устное с необходимостью является локальным, контекстуальным и этноцентрическим; логическое умозаключение , классификацию и дедукцию (принцип непротиворечивости, например, не выводится, пока мы не располагаем поверхностями для записи, позволяющими сопоставлять и противопоставлять термы и операции); историю (начинающуюся с установления списков, династий и генеалогий); географию (предполагающую начертание маршрутов, контурные линии и карты); критический дух (как способность вернуться к визуализируемому и активизируемому предыдущему знанию). Не забывая, last but not the least [38] Последнее по порядку, но не по важности ( англ .). — Прим. пер. , демократии : равенство перед законом предполагает, что последний может быть прочитан всеми, что его учтет каждый на агоре, — и в Спарте, милитаризованной олигархии, где голосование фактически осуществлялось при помощи единодушных приветственных возгласов, а не бюллетеней, мы обнаруживаем в сто раз меньше гравированных стел (девять надписей за шесть столетий), чем в Афинах (где количество надписей уменьшается в периоды олигархической реставрации, например, в 480-457 гг. до н. э.). Широко известны такие последствия, связанные с письменностью, которые в этом беглом очерке можно лишь упомянуть.