Режи Дебре - Введение в медиологию

Стало быть, в начале символов был мегалит , а не символ, выраженный на письме. Архитектура предшествует литературе подобно тому, как камни — словам. И как след — знаку. Для целей передачи лучше всего годится не речевой акт, даже если первые пластические и графические формы позволяют предполагать языковое сопровождение. Но противопоставлять упомянутые феномены необходимо лишь в «письме мысли», каким была древнейшая пиктография, т. е. гравюра как таковая, которая, на взгляд медиолога, имеет больше смысла, чем используемый код (поскольку без материализации нет увековечения). Семиолог в своих интересах отдает приоритет графическому означаемому, или взаимодействию означающих; медиолог — процедуре изготовления надписи, а также использованному орудию труда и материалу. Австралийские «чурингас» (дерево с выгравированными абстрактными мотивами), свитки из березовой коры у оджибуэев [23] Племя североамериканских индейцев. — Прим. пер. , текстильное кейпу [24] Или кипу: узелковое письмо со знаками из шерсти ламы или из хлопка. — Прим. пер. у инков, смоченная глина у жителей Месопотамии: физический носитель и допускаемый им тип надписи, позволяющие переходить от аудио-временных к видео-пространственным элементам, превращают сообщения в архив. Итак, простые каракули и граффити считаются более важными для очеловечивания человека, нежели какой-нибудь солнечный культ или ритуальный танец.

Лингвистика (Соссюр) выделила разговорный язык (письменный язык, на его взгляд, был всего лишь производным). А тот, кто занимается следами, будет действовать в обратном порядке. Из верности к homo не cogitans, ludens или loquens , но тоnens [25] К человеку , не мыслящему , играющему или говорящему , но советующему ( лат .). — Прим. пер. ... Человек cogito знает, что он мыслит. Homo monens делает лучше: он наводит на мысли, всего лишь выводя свою душу наружу. Он создает памятники. Мопеrе происходит от индоевропейского корня men- (который мы находим в словах «ментальный», «mention» и «комментарий»). Этот термин объединяет в себе несколько выстраивающихся в цепочку смыслов: 1) наводить кого-либо на мысль о том, что было; побуждать его к воспоминанию; 2) побуждать или заставлять кого-либо сделать что-либо в настоящем; 3) предсказывать или возвещать некую возможность в будущем. В таком случае памятник для коллективной мысли можно считать тем же, чем слово, физически ощутимое высказывание является для языка, этой умопостигаемой, но абстрактной тотальности.

«Зодчество было главной летописью человечества. [...] Во всем мире не возникло ни одной хоть сколько-нибудь сложной мысли, которая не выразила бы себя в здании; каждая общедоступная идея, как и каждый религиозный закон, имела свой памятник; все значительное, о чем размышлял род человеческий, он запечатлел в камне. А почему? Потому что всякая идея, будь то идея религиозная или философская, стремится увековечить себя; иначе говоря, всколыхнув одно поколение, она хочет всколыхнуть и другие и оставить по себе след».

Расклинить [désenclaver] символическое «символа» (буквенного, цифрового, репрезентативного и т. д.), оторвать смысл от семиотической орбиты, от системы, для которой язык служит солнцем, означает обнаружить самые устойчивые субстраты для нашей человечности. Символичность выходит за рамки теневых игр означающего и означаемого и предшествует таким играм (мы можем символизировать опыт иначе, нежели словами, и дискурс есть всего лишь один из многих способов выражения мысли). Речь участвует в коммуникации, камень — в передаче. Поэтому логистика смысла выходит за пределы логики кода. История без слов, которую нам рассказывают оссуарии и менгиры, возводит то, что могло бы показаться академичным в наших суждениях, к генезису религий, к длительному существованию цивилизаций, к основанию городов и царств, к легендарным подвигам у истоков. Стало быть, материализовать символическое, как делаем мы, не означает соскользывать в тривиальность. Напротив, это означает вновь сакрализовать нестойкий и привычный мир посланий, наш слишком уж насущный хлеб; это означает находить длинные вереницы предшествовавших нам людей. Это не означает переселяться в предместья культуры, это означает раскапывать «корни мира» (Леруа-Гуран) у всех порогов «великой задувки огня» (≈ 100 000 лет тому назад). Медиолог должен многому научиться у историка первобытного общества, и больше всего (превращая нужду в добродетель) его способу восстанавливать и периодизировать человеческие культуры на основании самых что ни на есть скромных следов и типов использованных материалов (кварц, кремний, медь, бронза, железо и т. д.).