Юрген Каубе - Макс Вебер - жизнь на рубеже эпох

Впрочем, от образованного народа еще очень далеко до политики в мировой войне. Скорее всего, Вебер единственный считал это причиной войны. На окружающих он так и так производил впечатление тяжелого человека, не скрывающего своего интеллектуального превосходства. Контактов с действующими политиками у Вебера в те годы почти не было. Он написал положительный отзыв на книгу Фридриха Наумана «Срединная Европа», где даны детально проработанные рекомендации относительно того, как возродить пангерманские идеи в виде экономического и таможенного союза между Германией и Австро–Венгрией [639] Naumann: Mitteleurupa. , и принял его приглашение поучаствовать в «Рабочей комиссии по вопросам Срединной Европы» — правда, исключительно потому, что самого Вебера смущали попытки интегрировать Польшу в Габсбургскую империю. Однако главная причина, почему Вебер со всеми своими попытками повлиять на немецкую политику в мировой войне не находил отклика у тех, кто принимал фактические решения, заключалась в его нежелании понять, что эпоха «политики ученых» уже давным–давно прошла и ее не вернуть путем присвоения себе статуса эксперта по тем или иным вопросам. Вольфганг Моммзен показал это на примере попыток Вебера подключиться к решению польского вопроса. Официальной политике его предложения были настолько неинтересны, что она даже не считала нужным ему возражать. О принятых решениях он узнает из третьих рук и всякий раз уже тогда, когда его собственные идеи теряют всякое значение, так что ему не остается ничего другого, как возмущаться этими шарлатанами в Берлине, которые — весьма типичное для ученого объяснение! — просто завидуют его логике и интеллекту [640] Mommsen: Max WEber und die deutsche Politik 1890–1920, S. 222–241, прежде всего S. 237, примечание 2. Ср. письмо Вебера Францу Ойленбургу от 14.03.1916, MWG II/9, S. 340. .

Поэтому свою энергию он теперь направляет в другое русло, размышляя об «идеях 1917 года», т. е. о том, что ждет Германию после войны. Начинается все с избирательного права. Вернувшись с фронта, участники войны должны получить равное для всех избирательное право, коль скоро государство исходит из того, что все они равны перед лицом смерти. В такой ситуации они не обязаны это право завоевывать. Для градации политического участия в зависимости от дохода, сословия или образования нет никаких оснований. «В сохранении статуса мировой державы» за счет рационализации национальной экономики рабочие заинтересованы в той же степени, что и предприниматели, и в любом случае и те и другие делают для этого больше, чем те, для кого государство служит богатым приходом или кассой. В каком–то смысле Вебер хочет, чтобы Вильгельм II, который во время войны предпочитал не замечать партий, а видел перед собой просто немцев, в мирное время точно так же не замечал сословий. Борьба за национальное единство должна продолжаться и после войны, в противном случае бюрократия, лень и предоставление всевозможных привилегий классу рантье в конце концов превратят Германию во «вторую Австрию». Война породила лоббистскую экономику. Поэтому все разговоры об органически сформировавшемся сословном государстве, по мнению Вебера, лишь маскируют тот факт, что борьба за распределение ресурсов продолжается. Кроме того, историческое сословное государство было вовсе не государством, а лишь системой привилегий [641] Weber: Wahlrecht und Demokratie in Deutschland (Dezember 1917), GPS, S. 246; «В сохранении…», Ebd., S. 251; о сословном государстве Ebd., S. 263. .

На сегодняшний день не аристократы, а адвокаты являются той категорией лиц, которая без проблем может отлучиться со своего рабочего места, имеет формальное образование и, в силу своих ораторских способностей, лучше всего подходит для работы в парламенте. В эпоху публичности и пропаганды Вебер сетует на «недостаток адвокатской выучки» среди немецких правительственных чиновников. В Германии, по его мнению, нет образцового сословия. На эту роль не подходят ни офицеры, ни студенты–корпоранты, которых Вебер критикует за «интеллектуальный инцухт [642] от Inzucht (нем.) — скрещивание близкородственных форм в пределах одной популяции. — Примеч. пер. » и взращивание «лакированных плебеев», воображающих, будто их самоотверженное пьянство готовит их к политическому управлению страной: «Никто не хочет, чтобы им управляли плохо воспитанные выскочки». Таким образом, в самом разгаре войны, которую он называет войной культур, где на карту поставлено сохранение немецкой нации, Вебер объявляет устаревшей основу стратификации немецкого государства, а о представителях государственной элиты говорит как о невыносимых, выросших в условиях ритуализма и не знавших воспитания спесивцах [643] Все цитаты Ebd., S. 272–281. .