Дмитрий Фалеев - Бахтале-зурале! Цыгане, которых мы не знаем

Винегрет, а не нация! Сам образ — переменчивый, ходкий, разбросанный. Трудно обобщать. Иногда и не стоит. Иначе очень легко впасть в пошлость, свести все к плоским, неправдивым ярлыкам, предубеждениям. Лично мне любой автор, живописно рассуждающий о цыганах ОБОБЩЕННО, без ясных сносок на конкретную нацию, внушает подозрение — он либо гений, либо болтун, верхогляд, неумный, а то и похуже — недобросовестный исследователь.

«Я тебе скажу сказку, цыганскую сказку… Было это давно. Жили на земле богатые и красивые люди — цыгане. Молодые ходили по вечерам в парк, шутили, смеялись, рвали в парке вишни, и все ходили парами, а один парень был без пары, и одна девушка тоже одна в этот парк ходила, хотя была красоты невозможной. И вот однажды идет она невеселая, а парень ее увидел, и она ему понравилась. “Что ж она грустит?” — подумал парень. Подошел, познакомились, а она была волшебница, по-цыгански — Кэримаске. Звали ее Радой. Парень ее проводил до табора, там костры, песни, пляски, а вообще так было, что в парке этом все украдкой встречались — чтоб барон не знал, чтоб другие не смотрели. А их увидели вместе. На диво цыганам. Доложили барону, поднялся шум, в общем девушку стали бить — родные били, все были против. Парень решил бежать с той волшебницей, но он не знал еще, что Рада — волшебница. Она наколдовала всех цыган так, чтоб они против не были, но отца с матерью околдовать не смогла. Они все равно запрещали им пожениться. Тогда Рада с этим парнем взяли и убежали — ведь любили они друг друга. Долго прятались от погони, и парень не понимал, почему их до сих пор не нашли, а это Рада снова наколдовала, чтобы их не нашли. Прошел год. Появился у них ребенок, и только тогда призналась Рада, что она волшебница. А мать Рады между тем сильно-сильно переживала, что живет она с родной дочкою в разлуке и ссоре, прямо убивалась. Барон увидел, как она страдает, собрал табор на сходку и дал свое разрешение, чтобы Раду с ее парнем вернули и никто их не трогал. Так они и смирились. Вот и сказке конец, а кто слушал молодец, — Маша достала из пачки сигарету. — Интересная сказка?»

Конечно интересная! У меня прямо глаза загорелись. Это была первая цыганская история, которую я не вычитал из книги, а услышал вживую — нашел человека, сумел уговорить… Мой первый опыт полевой работы в качестве этнографа. Я почувствовал градус, азарт погружения в иную среду, фольклор и традиции, радость открытия, нечаянной удачи. Встреча с бабой Машей положила начало, а начать, как известно, — самое сложное.

Мы с ней познакомились в городе Иваново, в Парке 1905 года. Маша ходила в этот парк работать, в смысле — гадать, а я там гулял. Иду по аллее, вдруг вижу: цыганка, с ней еще внучка лет четырех: в полосатой кофточке, с детской сумочкой. И обе — ко мне. На ловца и зверь! Я тогда цыганами реально бредил, и вот сбывается:

— Добрый, молодой, спросить можно вас?

— Конечно, спрашивай!

Маша говорит:

— Выручи на булочку для ребенка.

Я выгреб ей мелочь, а она продолжает — вежливо-превежливо:

— За то, что вы дали, большое спасибо. За это уважение вам надо погадать. Поинтересуйся — не бойся.

Да разве я боюсь?

Показал ей ладонь, она ее взяла и говорит:

— Ой! Какая жизнь у тебя богатая, щедрая жизнь впереди ожидает! Дай, сколько можешь, рублей пятьдесят — я тебе открою.

— Договорились!

И вот она гадает, но на ладонь и не смотрит — смотрит в глаза:

— Ты на вид веселый, а в душе недовольный. Первую любовь, первую судьбу ты потерял — вам люди помешали, спорчили вам дело. Сам ты не пьешь, а как пьяный ходишь. Тоска твоя злее любой болезни. В больнице вы были, а пользы не имели, но страдаешь не от Бога — страдаешь от людей, от нечистой силы. Но перемена в вашей жизни будет очень хорошая, только будьте похитрей. Что имеете на душе, на языке не имейте. Будет приглашение числа пятого-десятого — лучше не ходите: будете иметь канитель, неприятности. Поняли меня?

Я вынимаю обещанный полтинник, а Маша говорит:

— С душой отдаешь? Деньги надо с душой давать, а я вижу, что жалко.

— Не жалко, правда!

Это ход, который почему-то действует. После вопроса: «С душой отдаешь?» на самом деле становится не жалко. Человек стесняется давать без души. А назад забрать — тем более стыдно. И ты уже доволен, что можешь заплатить — ведь так ты проявляешь широту натуры, свое благородство; кто же не польстится? Это как будто уже вовсе и не дань, а твой личный выбор, хотя на деле — выбора нет, одна только видимость.