Наука и жизнь, 1999 № 01

20 декабря 1944 года я переехала к Александру Александровичу.

Судьба привела меня к дороге, по которой я полстолетия шла с любимым и любящим человеком, человеком редкого таланта, силы воли, мужества, благородства и верности. Путь наш был труден, но мы не разжали своих рук на этом долгом пути. Благодарю свою судьбу за этот подарок…

Перед новым 1945 годом Александр Александрович показал мне полученное от Владимира Александровича Энгельгардта очень теплое письмо, в котором он поздравлял Александра Александровича с досрочным освобождением из лагеря и между прочим спрашивал: как он относится к своему возвращению к научной деятельности? У Владимира Александровича сохранился экземпляр кандидатской диссертации Александра Александровича, которую он написал в 1937 году. В. А. Энгельгардт считал, что если ее «освежить», то она вполне сохранит свою актуальность. В этом Владимир Александрович был готов ему помочь, а после защиты мог бы предоставить Александру Александровичу работу в Ленинградской лаборатории в Институте физиологии им. Павлова, где директором был академик Л. А. Орбели.

«Как ты на все это смотришь?» – спросил меня Александр Александрович. Мое сердце сжалось от тревожного предчувствия, но я уже отдала себя «на заклание»! «Прежде всего, тебе нельзя жить в Ленинграде и Москве и вообще в столицах с твоим поражением в правах в течение 5 лет. И комбинат тебя не отпустит: с такими специалистами, как ты, легко не расстаются». – «Но в принципе?» И, понизив голос, добавил: «Катенька, я не могу жить без научной работы…»

Пока я читала письмо Владимира Александровича Энгельгардта, я чувствовала, что Александр Александрович пристально следит за выражением моего лица, а когда я взглянула на него, то мне стало ясно, что наука – это его страсть, мечта и тот водораздел, который рано или поздно образуется между ним и семьей, но возражать ему бесчеловечно и жестоко…

Ответ его Владимиру Александровичу был чрезвычайно взволнованным, в тоне бурного ликования. Если бы возможно было осуществить предполагаемый замысел, то для него это подобно возвращению в Эдем!

Больница в Норильске и ее персонал -коллеги А. А. Баева. Сам он – в первом ряду справа.

Все вечера Александр Александрович стал просиживать за ранее начатыми работами, как бы готовясь к отъезду.

Это были работы:

1) «К вопросу о болезни крови на Крайнем Севере» (статья и доклад на конференции врачей в больнице комбината), 1945 г.;

2) «Справочник по питанию грудных младенцев» (издан и читался по 15 минут ежедневно по радио), 1945 г.;

3) «Электрические явления в атмосфере, в частности ионы» (доклад для врачей по метеорологическим данным по Норильску и «Ламе»), 1945 г.;

4) «Радиационные ресурсы Норильска» (доклад на конференции врачей), 1946 г.;

5) «О медицинском отборе кадров для работы на Крайнем Севере в связи с климатическим фактором» (совместно с доктором 3. И. Розенблюмом), 1945 г.

Началось лето 1945 года. На июнь и июль Александр Александрович оформился врачом на «Ламу», а у меня был очередной отпуск, и месяц я взяла за свой счет (я ждала сына). Каким вниманием, любовью и заботой окружил меня Александр Александрович. Это была не жизнь, а «Песнь песней»! Лето было замечательное, природа для Крайнего Севера сказочная: настоящий лес, огромное чистое озеро (правда, ледяное), окруженное невысокими, причудливой формы горами, грибы, масса брусники, абсолютно чистый воздух и рядом любимый и любящий человек.

15 августа 1945 года у нас в Норильске родился сын Алеша. Александр Александрович был горд и счастлив. Он гулял с малышом, помогал мне возиться с ним, вставал к нему ночью и учил меня готовить смеси для прикорма. Нам дали двухкомнатную квартиру в новом доме…

Между тем В. А. Энгельгардт стал пробивать для Александра Александровича разрешение на поездку в Москву – «для переговоров о будущей работе». В действительности имелась в виду работа над диссертацией. На эту поездку сроком в один месяц надо было получить разрешение начальника комбината. Прошения, разъяснения, телефонные разговоры, когда начальник комбината приезжал в Москву на очередной съезд, – все это делал В. А. Энгельгардт, и только в сентябре 1946 года было получено милостивое разрешение на поездку в Москву на месяц. Таким образом, для получения разрешения на поездку А. А. Баева на один месяц в Москву ушло целых полтора года. Александр Александрович немедленно выехал.