Соломон Воложин - О сколько нам открытий чудных..

…Можно по–разному относиться к обучению арифметике или грамматике, но нельзя опровергнуть того, что для овладения этими науками их следует — на определенном этапе — представить как имманентные, замкнутые…

…изучение культуры, искусства, литературы как знаковых систем в отрыве от проблемы содержания теряет всякий смысл. Однако нельзя не видеть, что именно содержание знаковых систем, если только не удовлетворяться чисто интуитивными представлениями о значениях, наиболее сложно для анализа».

Лезьте в эту сложнятину, фанатики толкований. Но — не нормальные люди.

С. 78:

Можно даже притвориться, будто на кинутой толкователям кости в принципе есть мясо.

Из «…невозможности пересказать поэзию прозой, художественное произведение — нехудожественным языком… не вытекает часто делаемого вывода о том, что наука о литературе… бессильна уловить… единичное своеобразие, в котором и состоит сущность произведения искусства».

С. 90:

Об этом «в принципе мясе» Лотман говорит как «о совокупности допустимых истолкований», но не как «об одном исключительном истолковании».

С. 89:

Сдаваясь перед жизнью, требующей интерпретаций именно исключительных, что «неоднократно вызывало (порой весьма обоснованные) протесты», но «бесконечное число раз практиковалось в истории культуры и, видимо, будет практиковаться и в дальнейшем, поскольку… органически вытекает из самой общественной роли искусства», Лотман не понимает специфики этой роли.

Роль–то эта — по Натеву — испытательная. Функция искусства, ничему больше не присущая, есть <<���непосредственное и непринужденное испытание сокровенного мироотношения человека с целью совершенствования человечества>>. (Натев А. Искусство и общество. М., 1966. С. 212, 224.)

Однако для Лотмана это остается тайной. Даже когда он говорит о рамке и моделировании действительности (С. 258).

С. 90:

А сдается он толкователям — лишь будто бы.

«Поэтому целесообразно будет указать на возможный путь, следуя по которому мы сможем[толковать] с наименьшими утратами».

Потому «будто бы» он сдается, что пути–то к исключительному художественному смыслу и не дает. А если и дает, — я его даже в эпиграф вынес, — то в конце рекомендации стесняется признать, что это путь к художественному смыслу. К «постижению одного из аспектов структуры произведения» (С. 181) , — увиливает в последний миг Лотман, и мне пришлось — в эпиграфе — оборвать его и вставить более достойные слова.

С. 101:

И еще потому «будто бы» сдается он толкователям, что то, что он дает–таки, это — думает он — не путь уточнения исключительного варианта содержания, а — хоть он и не акцентирует — путь увеличения различности содержаний в связи с «многократными вхождениями одного и того же элемента в различные конструктивные контексты»(а раз конструктивные, — понимаю я Лотмана, — то — и содержательные).

Ну а я — буду акцентировать досадный плюрализм Лотмана при цитировании:

«Закон художественного текста: чем больше закономерностей(указующих, каждая, на свой смысл) пересекается в данной структурной точке, тем индивидуальнее он кажется. Именно поэтому изучение неповторимого(многосмысленного) в художественном тексте может быть реализовано только через раскрытие закономерного(многозакономерного) при неизбежном ощущении неисчерпаемости(количественной и разносмысленной) этого закономерного.

Отсюда и ответ на вопрос о том, убивает ли точное знание произведение искусства. Путь к познанию — всегда приближенному — многообразия(в вариантах художественного смысла) художественного текста идет не через лирические разговоры о неповторимости, а через изучение неповторимости как функции определенных повторяемостей(за каждой из которых — свой смысл) , индивидуального(многосмысленного) как функции закономерного(многозакономерного).

Как всегда в подлинной науке, по этой дороге можно только идти. Дойти до конца по ней нельзя. Но это недостаток только в глазах тех, кто не понимает, что такое знание».

Лотман знание понимает как бесконечное увеличение количества вариантов смысла. А я — как бесконечное уточнение и подтверждение исключительного смысла и бесконечное же подтверждение ложности всех остальных смыслов.